Два наследства, или Дон Кихот. Дебют авантюриста

Г-н Севен. Говорят, он со странностями… Кроме истории с прядью волос…

Маркиза. Да, романтичный… немного чувствительный… вспыльчивый, ревнивый до…

Жюли. Ревнивый? Кого же он ревнует, маменька?

Маркиза. О, это все глупые светские сплетни… я всегда видела в нем только очень благовоспитанного человека.

Жюли. Маменька, отчего вы так побледнели?

Маркиза. От ваших нелепых выходок у меня сделалась мигрень… Господин Севен, вы ничего не говорите о господине Дюмануаре. Вы с ним виделись?

Г-н Севен. О Боже, как я забывчив! Это первое, о чем я должен был вам рассказать.

Маркиза. Ну же, он прочел мою книгу?

Г-н Севен. И перечел, госпожа маркиза, по меньшей мере три или четыре раза, и знает ее наизусть. Я думаю, он в восторге.

Маркиза. Нет, правда, что он об этом думает?

Г-н Севен. Клянусь честью, он восхищен.

Маркиза. Это доставляет мне огромное удовольствие, ибо он один из самых авторитетных судей, которых я знаю. Тогда, быть может, он поместит статью в журнал. Он говорил вам об этом?

Г-н Севен. Он настаивает на этом как на самом сладостном своем праве.

Маркиза. Мне бы хотелось, чтобы вы как-нибудь привели его сюда к ужину. Мы бы попросили его прочесть какие-нибудь отрывки из его перевода Клопштока. Но вы, по крайней мере, ручаетесь, что он не рассердится?

Г-н Севен. О, сударыня, неужели вы можете хоть на секунду вообразить, что Дюмануар хочет шутки ради рассориться со всем высшим светом?

Маркиза. Но все же он должен был вам высказать некоторые замечания… Я, например, люблю критику, если она просвещенная и доброжелательная.

Г-н Севен. Единственный пассаж, в котором он позволил себе усомниться, это глава о вдовах.

Маркиза. Вы меня удивляете, поскольку это решительно лучшая глава; вы сами мне это говорили.

Г-н Севен. Он находит, сударыня, что вы слишком жестоки, запрещая вдовам вторично вступать в брак. «Госпожа маркиза, — сказал он, — безусловно, стремится отринуть от себя все то множество знаков уважения, которые неотступно сопутствуют ее грации, духу и добродетели. Ей никогда это не удастся». Вот что он сказал.

Жюли. Слишком изысканно для фельетониста.

Маркиза. Надеюсь, он не станет говорить этого в своей статье и сделает мне серьезные замечания. Впрочем, я во всеоружии и при помощи Святого Писания и Отцов Церкви докажу ему, что мое мнение единственно христианское.

Жюли. А могут ли мужчины снова жениться?

Г-н Севен. Большинство докторов разрешают нам это.

Жюли. Вот это-то и несправедливо. Дураки эти доктора.

Маркиза. Дружок мой, заклинаю вас, не говорите о том, что вам недоступно.

Жюли. Ладно. Маменька, мне бы тоже хотелось изучать теологию. Господин Севен, поучите меня.

Маркиза. Вперед научись быть рассудительной, не болтать глупостей и не пререкаться.

Жюли. Если я и пререкаюсь, то потому, что не знаю теологии. Господин Севен, сколько вам понадобится уроков?.. Глядите, вон кабриолет господина де Саквиля. А кто же этот господин в трауре возле него?

Маркиза. Уже! Бог мой, это, конечно, его дядюшка. Он везет его к нам. Жюли, мисс Джексон… примите этих господ… Должен прийти почтальон, а мне еще нужно написать двадцать писем для нашего комитета.

Поспешно выходит.

Сцена вторая

Г-н Севен, Жюли, мисс Джексон.

Жюли. Ну что же, господин Севен, перейдем к следующему упражнению. Никаких школ, никаких приютов, никаких благодеяний, и тем более теологии. Будем спрягать глагол: я вышиваю, ты вышиваешь, он, она вышивает… а вот и синоним: я утомляюсь, ты утомляешься, все утомляются. Возвратный глагол, не так ли, мисс Джексон?

Мисс Джексон. О мисс Джулия!

Сцена третья

Те же, затем Луи, входящий с Саквилем.

Луи. Всегда за рукоделием! Как это душеспасительно! Здравствуйте, Севен. Мисс Джексон, how d’ye do?

Саквиль подходит к Жюли и внезапно останавливается.

Саквиль. Сударыня…

Жюли. Маменька заканчивает писать письма в своей комнате, сударь. Она спустится через две минуты. Господин полковник де Саквиль, безусловно, не узнаёт меня.

Саквиль. Жюли!.. Мадемуазель Жюли! Как вы похожи на свою матушку!

Жюли. Вы находите?

Луи. Позвольте мне, мадемуазель, представить вам моего дядюшку. Со времен нашей славной революции мы, племянники, покровительствуем дядюшкам. Всего четырнадцать или пятнадцать лет назад он дарил вам прелестных кукол. Он отлично об этом помнит, поэтому и вам не следует забывать его.

Жюли. Что вы, нет! Я об этом не забыла. И это не единственное благодеяние, которое я сохранила в своей памяти. Я прекрасно помню, например, как благодаря вмешательству полковника я попала гораздо раньше законного возраста — законный возраст, это остроумно, не правда ли, господин де Саквиль? — я попала в оперу, где давали «Немую». Я до сих пор вспоминаю, как на сцену выбегали люди с саблями и факелами.