Два Парижа

Друзья ожидали, что гнев хозяина не утихнет и на следующий день, но вопреки их опасениям, всё прошло спокойно. Оказалось, что Зубрис был как раз именинником; по этому случаю, он отложил всё, кроме самой срочной работы, а вечером основательно хлебнул самогону. Невозможность пригласить гостей и вынужденное одиночество так его тяготили, что он позвал к себе Немеровского принять участие в угощении. Варнакова, которого он считал особенно виновным во вчерашнем происшествии, он оставил скучать, сидя на сеновале или бродя бесцельно по двору, и тот, любивший, кстати сказать, выпивку гораздо больше, чем его компаньон, проклинал свою судьбу и день своего рождения, и долго не мог заснуть, слушая песни и громкий разговор, доносившийся из хозяйской избы. Едва же он задремал, как его разбудил, вернувшийся Арсений Георгиевич. С завистью взглянув на его лицо, на котором, вопреки окружавшему их полумраку, геолог разобрал праздничное возбуждение, он промолвил:

– Ну что, видно, не плохо угостил патрон?

– Даже совсем хорошо, – присаживаясь подле товарища, отозвался Немеровский, – но ведь вы знаете, Дмитрий Павлович, что я просто органически не переношу никаких алкогольных напитков; а тут пришлось из вежливости дуть стакан за стаканом отвратительнейший и крепчайший самогон.

– Эх, нам бы обменяться ролями! – улыбнулся Варнаков.

– Нет, на это я, пожалуй, бы не согласился. Старик был сегодня очень интересен. Он мне такие истории рассказал, каких я прежде нигде не слыхивал; кабы не эта чертова тьма, тотчас бы я их записал, пока не забылись. Представьте, не только как фольклор, а просто интересны, как художественные произведения. Но это еще что… А вот напоследок вздумал он хвастаться богатством (развезло старину, хотя и крепок; а меня ведь спирт не берет, что вода) и, вообразите, вытаскивает откуда-то несколько золотых монет и бросает на стол. Меня, однако, не то удивило, что он скопил деньжат, а совсем другое. Смотрю на эти червонцы – один мне упал под самый нос – и что бы вы думали, какой они чеканки?

– Верно русской царского времени или, может быть, польской? – лениво бросил студент.

– Нет не то и не другое, и не прусский талер, как можно бы ждать, а ни больше ни меньше, как арабский дирхем.

Немеровский на минуту остановился для эффекта и с досадой продолжал.

– Я не успел установить дату; Зубрис заметил мое любопытство и, как-то сразу протрезвев, поспешно спрятал деньги. А когда я стал его расспрашивать, он совсем помрачнел, буркнул что-то непонятное и погнал меня спать: час положим, не ранний. Но я обязательно от него выпытаю, откуда у него такой клад? Вероятней всего он раскопал какой-нибудь курган, но в этих местах они редки; находка здесь арабской монеты могла бы быть интереснейшим свидетельством о проникновении сюда булгар, и кто знает, какие интересные выводы могла бы сделать наука, если бы эту могилу раскопать полностью… Что это такое? Видели, Дмитрий Павлович? – прервал он себя.

Яркий, желтый сноп света, напоминавший комету с ее характерным хвостом, прорезая воздух и исчез, словно упав на землю совсем близко от них.

– Метеор? – вопросительно произнес Немеровский, секунду спустя.

– Не знаю, но я уже несколько раз наблюдал здесь такое явление и обычно около этого часа; думаю, что для метеора это слишком часто, – возразил Варнаков.

– Дьявольски любопытно, – тоном глубокого раздумья проговорил филолог, растягиваясь на сене. – Что за край! Как много тут странного и загадочного!

– Да вот вам еще одна загадка, ближе нас касающаяся, – возобновил после краткого перерыва беседу Варнаков. – Знаете ли вы, что на хуторе, кроме нас, скрывается еще кто-то?

– Из чего вы это заключаете? – встрепенулся Арсений Георгиевич. – Это что-то вовсе мало вероятное!

– Невероятно, но факт. Я сегодня заметил, как Веруте после ужина забрала крынку молока, горшок с медом и специально приготовленную яичницу и всё потащила в ту старую баню, что стоит за избой, и которой никогда не пользуются. А я еще раньше примечая, что днем она всегда на запоре, и хозяин нас туда и близко не подпускает. Не иначе, как там кто-то прячется. Может один из сыновей Зубриса? Какой-нибудь партизан или разбойник?

– Кто бы это ни был, но дело надо выяснить, – вскочил Немеровский. Выпитый самогон, вопреки его похвальбе, подействовал на нервы молодого человека, еще обострил присущую ему, как ученому, пытливую любознательность. – Пойдемте, Дмитрий Павлович! Посмотрим, кто такой наш сосед! Если это друг, – надо завести с ним связь, а если враг, – принять против него меры. Наше положение и так слишком неопределенно; нельзя жить рядом с такой загадкой.

Геолог пожал плечами, но присущая ему склонность к авантюрам и нежелание показаться робким перед обычно таким осторожным и хладнокровным другом удержали его от возражений и оба вышли из своего сарая и, держась вдоль стены, направились к бане, о которой шла речь.

Маленькая, покосившаяся избенка с закоптелой дверью и почерневшими стеклами в. окнах выглядела как-то жутко и заманчиво, залитая лунным светом; она напоминала притаившееся живое существо.