Два шага назад и в светлое будущее! Но вместе с императорами. Том II. Моя наполеониада

Но об этой встрече Наполеон не забыл, как и о лестном предложении

(реальны они были или выдуманы, для Наполеона значения не имело. Он сам творил свою историю).

И потом их общение с академиком продолжилось, но уже совсем на другом уровне. Почти все биографы любят цитировать их диалог, якобы реально произошедший. Разглядывая один из фундаментальных томов Лапласа в области небесной механики, Император решил пошутить:

– Вы написали такую огромную книгу о системе мира и ни разу не упомянули о его Творце?

– Сир, я не нуждался в этой гипотезе, – якобы ответил тот, и они оба, по-видимому, вошли в историю.

Впоследствии Наполеон за его работы в области чистой и прикладной математики наградил Лапласа титулом графа и всеми мыслимыми орденами и должностями. В общем, старался показать, как его ценит. Но однажды явно переборщил и назначил кабинетного ученого на пост министра внутренних дел. Хорошо, что, как правило, давал себе объективный отчет в собственных ошибках, исправляя их достаточно быстро. На этот раз ему потребовалось шесть недель для понимания того, что только математической гениальности для этой должности явно недостаточно, а, может быть, и излишне много. Вежливо отстранил графа и опять пошутил: «Лаплас зря внес в управление дух бесконечно малых величин», что в переводе на человеческий язык означало – закопался в мелочах, не видя главного.

В заключение отметим, что если при Наполеоне Лаплас процветал, то и после реставрации Бурбонов не бедствовал. Даже сменил титул графа на маркиза и стал членом палаты пэров.

Талант Бонапарта в математике и его любовь к ней общеизвестны. Как-то я в интернете нашел даже теорему Наполеона, но только мне не известно – он сам ее придумал или она в честь него была названа. Но звучит красиво: «Если на каждой стороне произвольного треугольника построить по равностороннему треугольнику, то треугольник с вершинами в центрах равносторонних треугольников – тоже равносторонний». Вам все понятно?

В Париже Наполеон, как ему и пообещали, специализировался в области артиллерии, и это ему нравилось. Работал еще интенсивнее, чем обычно, так как свое решение реализовал, получив разрешение сдать все минимально необходимые экзамены досрочно (мне кажется, ему не пришлось долго уговаривать руководство, оно само горело желанием побыстрее избавиться от этой непонятной личности в своих стенах).

Характер-то у него не поменялся, и большинство кадетов, воспитателей, да и учителей с таким решением согласились с радостью – еще раз повторю, его и тут не любили.

А про преподавателей языков, особенно немецкого, а также орфографии и рисования и говорить нечего. Они просто махнули на него рукой и позволяли на их уроках читать постороннее или вообще просили удалиться из класса. Так что учился Наполеоне по-прежнему неровно, сознательно игнорируя то, что ему не давалось. Фехтование и верховая езда тоже хромали (не смог нигде оказаться среди первых, но выездку забрасывать не стал).

Зато по-прежнему целиком погружался в ту работу, которую считал для себя необходимой. Чтобы найти дополнительное время для самоподготовки, приучил себя спать только 4 часа. Хорошо хоть, что проблемы питания и проживания пока еще были ему не знакомы. Следует отметить, что несмотря на отличную кухню академии, он оставался таким худым, что это бросалось в глаза.

А вокруг шумел и переливался всеми вечерними и ночными огнями Париж (это вам не маленький Бриенн, где и податься-то некуда) с целой кучей соблазнов. И хотя официально покидать стены академии было запрещено (только в сопровождении унтер-офицера), его обеспеченные сокурсники это правило легко обходили и ни в чем себе не отказывали: пирушки, барышни, посещение варьете и театров. Чрезвычайно стесненный в деньгах, молодой Бонапарт продолжал и здесь вести очень скромный, уединенный образ жизни. В развлечениях золотой молодежи не участвовал, что делало его изгоем в квадрате. С их точки зрения и таланты, и достижения Наполеоне в точных науках терялись на фоне непонятных для них: отсутствия светских манер, провинциальной скованности и отвратительного характера.

И ему оставалось одно: побыстрее вырваться из этой среды. Вот он и занимался как одержимый (даже тему восхваления Корсики и Паоли на время отложил в сторону, но ни в коем случае не забыл) и через год после поступления выпускные экзамены сдал досрочно. Казалось, сделать это было невозможно, но тут особенно ярко проявилось еще одно врожденное качество Наполеона, про которое я уже упоминал.