Два солдата из стройбата

Только недели через две, после отбоя, когда Степан резал пайки под утреннюю кашу, в его каптёрку вломились Оганесян, Свиридов и Круглов. Они скрутили хлебореза и, избегая смотреть ему в лицо, потому что невыносим был синий огонь яростно горящих васильков, опрокинули его на стол. Свиридов вырвал из рук Стёпы хлебный тесак и примерился. Круглов покрепче прижал правую руку Загоруйко к большой разделочной доске. «Ну, что, Стёпа, – вкрадчиво сказал Свиридов, – не быть тебе больше хлеборезом… Око за око, палец за палец… А в шахте после дембеля тебе только вагонетки откатывать доверят…». И шарахнул ножом по растопыренной Стёпиной пятерне. Брызнула кровь, и безымянный с мизинцем упали со стола на пол. «С-с-суки…», – прохрипел Стёпа.

А ещё через пару недель в лагерь приехал батальонный командир майор Кадомцев, заглянул в столовую, на склады и в хлеборезку, где готовил обеденные пайки розовощёкий Пронин, наведался в хозвзвод, в палатку к фельдшеру, проверил отхожие места и цистерны с питьевой водою и всем остался недоволен. Особенно не понравились ему продсклады, столовая и хлеборезка. И потому, вернувшись после ревизии в город, он пошёл к гарнизонному начальству, начальство вытащило на ковёр заспанных снабженцев, и вместе с Кадомцевым навтыкало этим снабженцам по самые жабры. И грузовики с провизией с тех пор стали отправляться в лесные болота регулярно.

А Стёпу офицеры обвинили в «самостреле», в данном случае – в «саморезе», будто бы он специально отрубил себе пальцы, чтобы не служить. Но до военной прокуратуры дело не стали доводить, потому как понимали – может быть чревато, и просто перевели опасного человечка в другую часть – подальше от греха…

Глава 7. Политинформация

«Лето стояло жаркое, а воды всё не было. Нам её привозили на грузовиках с цистернами и закачивали в ёмкость около столовой. Машины из города не приходили второю неделю, и солдаты стали потихоньку жрать воду из реки. За палатками, в овраге у нас река текла. Для супа и чая воду тоже брали там, но её поварята кипятили, и она от обычной не отличалась. Потом пришёл майор Кадомцев, комбат наш, и сказал: «Увижу, кто воду из реки хавает, тут же и утоплю». Но его вслед только послали, – как пили, так и дальше стали пить. Потом приходит фельдшер Костя, сержант Ивахин то есть, и базарит: «Вы чё, обдолбыши, воду из реки сосёте? У нас один с параши уже слезть не может, обделался с ног до головы». Мы Костю спрашиваем: «А кто обделался?» Он говорит: «Ниязалиев, чурка из второго взвода». – «Ты сам чурка, – говорит ему Кожомбердиев, – чё тебе, мол, надо, для чего пришёл?» – «Пришёл в ваши бошки тупорылые вдолбить: хорош воду из реки хавать!» – сказал фельдшер и отчалил. А Силкин ему вслед сказал: «Иди, иди, лепила, подотри туркмену задницу». Короче, Костю на три буквы отослали, а через неделю половина роты с утра до вечера топталась на параше. И вокруг трассы лес уделали, выйдешь из траншеи – как раз реально на мину налетишь. Вдобавок норму перестали выполнять, – какая норма, когда чуть не каждый второй под кустами мается? По палаткам шепоток пополз: «Дизентерия…» Ходили к фельдшеру, думали, поможет, а он какие-то порошки даёт, они как мёртвому припарки, – развозит только хуже. В общем, картина Айвазовского: идёшь в сортир, а у нас сортир десяти-очковый, так не поверишь – ни одного очка свободного, да очередь на улице, которая жмётся да материт счастливчиков, занявших штатные места. Кому невтерпёж, тот в нештатные места бежит, так весь лагерёк-то и пометили.