Я украдкой смотрел на нее – и как она задумчиво крутит ручку, и как склоняет голову, когда Алиска ей что-то шепчет, и как держится за мочку уха, когда слушает учителя. Алиска поймала мой взгляд, и я быстро отвел глаза.
После четвертого урока Ксюха ушла.
– Илья, у тебя запасной ручки нет? – прошептала Алиска на английском.
Я покопался в рюкзаке, но не нашел и отдал ей свою. Все равно я ничего не записываю, мозг как будто отсох.
Математический кружок, естественно, отменили, и мы с Никитой побрели домой. Он шел рядом молча, ни о чем не спрашивая, но я знал: если я захочу ему рассказать, он сохранит мой секрет. Просто я не хотел.
– Илья! – вдруг раздался голос сзади. Мы остановились прямо посредине школьного двора. Я обернулся.
На крыльце стояла Алиска и махала мне рукой. Что это она? Мы с Никитой переглянулись, и я вернулся к крыльцу.
Она протянула мне ручку.
– Вот, спасибо!
– Ааа, я и забыл. – Я сунул ее в карман и хотел было попрощаться, но Алиска вдруг взяла меня под руку.
– Проводишь меня домой?
Это было так неожиданно, что я ничего не ответил. Промычал только что-то невнятное.
Мы прошли мимо остолбеневшего Никиты.
– Пока, Ник! – весело попрощалась Алиска, а я только и успел, что незаметно пожать плечами, типа, сам не знаю, что происходит.
До Алискиного дома идти две остановки. Всю дорогу она трещала без умолку, комментируя ужасную новость с математиком и восхищаясь «подвигом», как она выразилась, Антона.
– А представляешь, может, он ему жизнь спас! – она заглянула мне в глаза.
– Представляю, – пробормотал я.
Мне на голову как будто ведро надели. Я вообще ничего не понимал. Почему она попросила меня проводить? Может, они с Ксюхой всегда ходили? А теперь ей одиноко стало, а тут я подвернулся?
– До завтра, Илья! – У парадной она радостно помахала мне рукой, а потом послала воздушный поцелуй.
Даже с учетом прогулки с Алиской я пришел домой раньше обычного. Заглянул к бабушке. Она сидела в ворохе своих бумажек и что-то печатала с бешеной скоростью. Когда у бабушки вдохновение, она печатает, закрыв глаза, десятипальцевым методом. Как будто музыкант играет на пианино. Я прикрыл дверь. С ней сейчас не поговорить.
Еще час я ходил по комнате, то брал телефон в руки, то откладывал на стол, а через минуту опять хватал. Я весь извелся. Есть совсем не мог. Только ходить кругами. У меня в груди то сжималась, то разжималась какая-то пружина. Когда она сжималась, я не мог дышать, у меня в горле как будто распорка появлялась, и я судорожно глотал. А когда разжималась, я выдыхал, и в животе открывалась пустота. Потом я опять думал о звонке и опять все сжималось. Живот крутило, будто там заворот кишок.
Эх. Все-таки надо. Я должен это сделать. Ведь она скоро уедет. И я не успею ей сказать. Бабушкины слова не выходили из головы. Что нужно успевать, и не бояться. Иначе как она узнает?
Я нашел в мессенджере ее имя с номером, который знал наизусть, который даже иногда мне снился. Посмотрел на аватарку – Ксюха верхом на рыжей лошади, улыбается. Такая счастливая… Эх, была не была! Я выдохнул. И нажал кнопку.
– Алло?
От ее голоса я чуть не поперхнулся. На экране появилось ее лицо. Вот я растяпа! От волнения на видеовызов нажал! Она смотрела в камеру так строго, как будто я в чем-то провинился, и я чуть не повесил трубку, но глаза у нее были такие несчастные.
– Что делаешь? – спросил я как можно небрежнее, как будто позвонить ей это обычное дело. Как будто сердце не разлетается на тысячи осколков, как будто я это не я, а кто-то огромный и уверенный в себе.
– На конюшню собираюсь.
И мы поехали вместе.
Глава 12
Спектакль и мы
Когда я положил трубку, под ложечкой вдруг засосало. Надо быстро что-то схватить, а то теперь до вечера поесть не успею. Весь день от нервов я не мог есть, кусок в горло не лез, как будто даже мутило, хотя обычно после школы я первым делом бегу к холодильнику. Я помчался на кухню. Что тут у нас? Схватил хлеб, отрезал два огромных куска сыра, сделал два бутерброда, один сунул в рот. Побежал к бабушке. Постучал:
– Ба, я пошел, – с набитым ртом пробурчал я ей. Получилось что-то типа «бачпош».
Бабушка подняла от клавиатуры компа недоуменное лицо.
– Уходишь, Мишенька? – рассеянно спросила.
– Да, до вечера!
Я поставил перед ней тарелку с бутербродом. Она автоматически протянула руку и взяла его. Поднесла ко рту, не отрываясь от экрана ноута. Эх, надо было и чай ей сделать, а то всухомятку вредно есть.
Я накинул куртку и вылетел из дома. На остановке никого не было. Я достал из кармана телефон – на десять минут раньше прибежал. Надо было не торопиться, а поесть нормально. Хотя бы макароны сварить. Нет, на макароны бы времени не хватило. Ну, чаю попить. А вдруг она не придет? Да нет, договорились же. А вдруг… Что ей сказать, чтобы не показаться глупым?
– Привет, – сзади раздался ее голос. Я резко обернулся. Она стояла в своей обычной синей куртке. А волосы снова убраны, как у балерины. Она редко их распускает. Я один раз только видел, на репетиции «Сирано». Мадам Вейле тогда сказала: