Читаем Двадцать лет до рассвета (СИ) полностью

Непреложные символы власти: корона и книга закона, что совсем недавно казался непогрешимым. Протягивая руку к алтарю, Вайдвен чувствует незримую силу, не позволяющую ему коснуться священных регалий Воэдики, но свет внутри вспыхивает ярче и разгорается до тех пор, пока преграда не начинает поддаваться, уступая напору огня. Вайдвен едва может различить очертания собственной ладони — сквозь его кожу струится обжигающее солнечное сияние, и стоит ему коснуться свода законов, тот сгорает в одно мгновение. Корона раскалывается на три части, когда Опаленная Королева покидает свой оскверненный престол, уступая власть заре.

Но солнце вдруг смиряет своё неистовое пламя, стоит Вайдвену шагнуть к следующему постаменту. Эотас обращается огоньком домашней свечи, золотыми лучами летнего утра, и его свет бережно ложится на вплетенные в неказистый оберег птичьи перья — легко, словно ладонь друга. Хайлия откликается ему певучей мелодией, сотканной из нот, неразличимых для человечьего слуха. Свет отвечает пониманием. Сожалением. Цветные блики скользят по причудливым орнаментам перьев, складываясь в полноценную речь, но Вайдвен неспособен понять ее. Когда ласковая песнь богини вдруг обрывается мертвенной тишиной, огонек замирает, словно от боли.

Вайдвен не сразу решается шагнуть к следующему алтарю — так остро звенит, расходясь кругами по поверхности света, скорбь Эотаса. Терять друга больно всегда, даже когда это единственный верный путь. Но его спутник — бог перерождения и весны, ему присуща исцеляющая надежда; солнце осторожно касается поблекшего оберега прощальным золотым лучом, и Вайдвен, подчиняясь течению света, поворачивается к другому алтарю. Галавейна там уже нет. Не иначе, мудрый охотник отступил в тень, наблюдая за новым соперником… Вайдвен тревожится, но Эотасу нет дела до Галавейна. Если когда-нибудь повелитель чудовищ и выступит против света, солнце сожжет его, как и все прочее на своем пути.

Святыни Абидона — простые инструменты кузнеца. Люди говорят, он похож в этом на Эотаса — ему не нужны вычурные молитвы и богатые подношения, и для него нет различий между бедняком и аристократом. Но Абидон строг и не щадит тех, кто слишком слаб, чтобы неуклонно следовать его пути…

Эотас не вменяет это ему в вину. В лучах света, коснувшихся молота и резца, чувствуется уважение. Признательность. Благодарность.

Вайдвен не знает, за что Эотас благодарит своего брата, но куда больше его удивляет, что этого не знает и сам Абидон. Вопрос покровителя искусников эфемерным гулом разносится под сводами храма, но Эотас не отвечает ему. Лучи солнца наливаются слепящей силой, и инструменты мастера рассыпаются в прах.

Последний алтарь храма — чаша, наполненная пламенем. Священный огонь Магран. И он не собирается гаснуть просто от того, что какой-то бог зари решил, что его свечи будут смотреться лучше на этом постаменте. Вайдвен не понимает, почему он все еще не чувствует на себе испепеляющего гнева богини войны, не понимает, почему Эотас сияет так, будто радуется чужому огню… будто они оба ждут чего-то.

Его ждут.

Это пламя будет жечься как никогда. Вайдвен уже забыл, как жестоко оно терзает человечью плоть — свет бога зари, сияющий в огне свечей, дарил ему только любящее тепло. Но как Вайдвен может оставить своего друга сейчас? После всего, чем Эотас пожертвовал для людей?

Вайдвен не позволяет себе колебаться ни мгновением дольше. Он протягивает ладонь и сжимает огонь в кулаке, успевая еще почувствовать, как течет от кисти к плечу оглушительно звенящая боль, прежде чем столкнуться с солнцем где-то внутри и смешаться в единое целое с его пылающим светом.

Он чувствует, как пламя затапливает его изнутри, настойчиво тянет куда-то, но солнечный якорь удерживает его на месте. Странное, неправильное чувство — и почему-то удивительно близкое, как забытое воспоминание из далекого детства, вдруг растревоженное случайным звуком или запахом…

Ты бросаешь мне вызов, говорит Магран. Вайдвен читает переплетения пламени и боли так легко, словно был рожден с ними. Опрометчивый поступок даже для бога; я не думала, что Эотас всерьез решится на это. Но для смертного?

Вайдвен задыхается: воздух рядом с ним полон пепла. Кажется, вокруг только пепел. Магран незримо касается его руки, оставляя на тыльной стороне ладони жуткий расползающийся на глазах ожог.

В своей прошлой жизни ты был сильнее. В нынешней ты разочаровал меня. Ты не стоишь ничего без своего бога, и даже ему пришлось потратить на тебя удивительно много времени, чтобы научить хоть чему-то.

Сестра. Всевластный голос зари звенит в горчащей от пепла тьме подобно огромному серебряному колоколу. Ты преступаешь свои полномочия.

Раскаленный добела свет сталкивается с багряным огнем, и на один краткий миг их противоборства Вайдвен видит — они равны по силам. Для созданий, подобных Эотасу и Магран, сражение — всего лишь способ беседы. Обучение. Развитие. Вайдвен видит множащиеся ответвления их мгновенного, безмолвного разговора — в изгибах языков пламени, в спектральном излучении солнца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература
Доктор Гарин
Доктор Гарин

Десять лет назад метель помешала доктору Гарину добраться до села Долгого и привить его жителей от боливийского вируса, который превращает людей в зомби. Доктор чудом не замёрз насмерть в бескрайней снежной степи, чтобы вернуться в постапокалиптический мир, где его пациентами станут самые смешные и беспомощные существа на Земле, в прошлом – лидеры мировых держав. Этот мир, где вырезают часы из камня и айфоны из дерева, – энциклопедия сорокинской антиутопии, уверенно наделяющей будущее чертами дремучего прошлого. Несмотря на привычную иронию и пародийные отсылки к русскому прозаическому канону, "Доктора Гарина" отличает ощутимо новый уровень тревоги: гулаг болотных чернышей, побочного продукта советского эксперимента, оказывается пострашнее атомной бомбы. Ещё одно радикальное обновление – пронзительный лиризм. На обломках разрушенной вселенной старомодный доктор встретит, потеряет и вновь обретёт свою единственную любовь, чтобы лечить её до конца своих дней.

Владимир Георгиевич Сорокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Гитлер_директория
Гитлер_директория

Название этой книги требует разъяснения. Нет, не имя Гитлера — оно, к сожалению, опять на слуху. А вот что такое директория, уже не всякий вспомнит. Это наследие DOS, дисковой операционной системы, так в ней именовали папку для хранения файлов. Вот тогда, на заре компьютерной эры, писатель Елена Съянова и начала заполнять материалами свою «Гитлер_директорию». В числе немногих исследователей-историков ее допустили к работе с документами трофейного архива немецкого генерального штаба. А поскольку она кроме немецкого владеет еще и английским, французским, испанским и итальянским, директория быстро наполнялась уникальными материалами. Потом из нее выросли четыре романа о зарождении и крушении германского фашизма, книга очерков «Десятка из колоды Гитлера» (Время, 2006). В новой документальной книге Елены Съяновой круг исторических лиц становится еще шире, а обстоятельства, в которых они действуют, — еще интересней и неожиданней.

Елена Евгеньевна Съянова

Проза / Современная проза / Документальное / Биографии и Мемуары