Двадцать лет до рассвета (СИ)

У тебя большой опыт в сомнениях, а оптимизация фильтров при обучении через Колесо занимает слишком много времени. Эотас лучится солнечным теплом. Не беспокойся. Ты помнишь, как я устроен. Мне куда проще контролировать отдельные части себя, нежели смертному.

— Но что, если один раз это приведет тебя к неверному выводу? Ты не был предназначен для этого, как ты можешь переучиться всему за неполный год?!

Луч света сообщает ему динамическую сводку вычислений Гхауна — анализ риска. Величины колеблются в допустимых пределах. Чтобы внедренная цепочка изменений стала причиной ошибки, дополнительный внешний фактор должен оказать свое влияние, и это влияние должно быть колоссально. Почти невероятный сценарий. Риск допустим, говорит Гхаун. Риск оправдан.

Вайдвен не знает, что способно оправдать свет, замаранный грязью. Наверное, речь и правда должна идти о жизни и смерти Эоры.

Я все равно не очень хорошо это делаю, признается Эотас. Определенно иначе, нежели смертные. Этот паттерн срабатывает только в исключительных случаях, когда фактор влияния крайне велик: ты смог заметить одно лишь наличие внедренной субсети всего однажды, и это было только наличие, а не активация. Считай это… предосторожностью, которую используют, лишь когда не остается выхода.

— Точно? — на всякий случай переспрашивает Вайдвен. Рассвет внутри него неспешно сворачивается в маленькую свечу и легко, совсем по-прежнему, мерцает в ответ:

Я — все еще бог света, мой друг. Лишь там, где царит тьма, могущество света возрастает стократно. Разве не поэтому мы в Дирвуде?

Вайдвен окончательно перестает прослеживать суть разговора.

— Я рад, что ты в порядке, старина, но при чем тут Дирвуд?

Эотас смеется так, будто ему одновременно удивительно и радостно от того, что его святой до сих пор не понял такую простую вещь.

«И солнце пробьётся через тьму, возвестив о приходе нового рассвета и возрождении дня; возрадуйтесь, о живущие в тени»…

— Это что, из сказки какой-то? — Вайдвен все еще ничего не понимает. Смех Эотаса становится вдвойне ярче, но больше он не отвечает ничего, не отзываясь на недоумевающие попытки Вайдвена мысленно дотянуться до свечного огонька.

— Зиме скоро наступит конец, — бормочет кто-то рядом. Вайдвен поворачивает голову, отвлекаясь от созерцания видимой ему одному свечи-бога, и меряет взглядом шагающего чуть позади Ласточки воина. Тот бурчит себе под нос что-то про весну, будто не замечая летней жары, только-только ослабившей раскаленные тиски полудня. А потом Вайдвен видит у него в руках четки, и ему все становится ясно.

Дурацкие эотасианские молитвы. Похожи одна на другую как капли воды, все и не упомнишь, и в каждой — уйма туманных иносказаний. Если бы кто-то спросил, как выглядит «новый рассвет и возрождение нового дня», завоевательный поход точно не был бы первым ответом Вайдвена.

И все же, поля вокруг Долины Милосердия — золотые моря зреющей пшеницы, невиданные в Редсерасе богатства; на одном из привалов Вайдвен не выдержал, зашел в поле — присмотреться поближе к грядущему урожаю. И не сдержал горькой усмешки: герцог Эвар не желал принимать северных беженцев, ссылаясь на недостаток еды… видимо, дирвудская знать ничем не лучше аэдирской, хоть и молятся здесь не Воэдике, а Магран. Хватит всем дирвудского зерна, и югу, и северу. Когда закончится эта война, в Божественном Королевстве забудут про голод.

Над сияющим золотистым морем проносится гулкий оклик рога, спугнув лакомившихся на поле птиц. Вайдвен забывает обо всем, услышав его: это редсерасский рог, и его пение может значить только одно.

Длинная змея растянувшегося войска замирает, съеживается, сбрасывает старую чешую, обнажая взамен сверкающую под солнцем сталь. Неуязвимая кавалерия выстраивается впереди, закрывая собой пехоту; Кавенхем, уже облаченный в тяжелую броню, отдает всадникам приказы. Вайдвен, чуть тронув каблуками бока Ласточки, присоединяется к эрлам, слушающим доклад вернувшегося разведчика.

Две тысячи солдат, среди которых, возможно, есть маги. Знамена с гербом Унградра — в синюю и серебряную клетку с красным соколом поверх. Эрл Колдуотера оставил на милость Божественного Короля Холодное Утро и Долину Милосердия, чтобы успеть собрать силы и встретить войско Редсераса почти у самой границы своих владений. Вайдвен слушает отрывистый рассказ разведчика о диспозиции солдат эрла, но не может не замечать, как хмурятся Лартимор и Сайкем. Впрочем, они позволяют воину закончить, прежде чем отослать его прочь.

— У Унградра не может быть только две тысячи мечей, — озвучивает Сайкем вслух то, что осталось неочевидным для эотасианского пророка. — Даже если учитывать пять сотен сейна Велта, должна оставаться еще по меньшей мере тысяча. Зачем ему делить армию? Он выставляет две трети своих сил на убой.

— Возможно, он отослал часть своих людей на помощь Норвичу, — не слишком уверенно отзывается Лартимор. — Что бы ни уготовили нам боги, нам придется справляться с этим самим. Бой придется принять, если только мы не хотим, чтобы две тысячи Унградра ударили нам в спину.