Двадцать минут на Манхэттене

В конечном счете борьба будет вестись вокруг того, на что обращать внимание в ходе проводимых преобразований и как их осуществлять. Простейший возможный принцип – исходить из того, что там сохранилось на самом деле. Несмотря на многочисленные фантазии на тему того, чтобы вернуть побережью Виллидж его обличье XIX и даже XVIII века, ныне существующие остатки носят гораздо более позднее происхождение, они почти полностью принадлежат XX веку. Это не просто часть исчезнувшей приморской экологической системы. Их история включает и свежие страницы – интенсивное использование гей-сообществом в качестве укромного места сексуального досуга. Группу пирсов уже прибрал к рукам Роланд Бетс, дружок Буша и не последний человек в застройке Нижнего Манхэттена, и преобразовал их в «Пирсы Челси» (Chelsea Piers) – частный элитный спортклуб и досуговый центр. Давно сгладились всякие проявления некогда «крутой» прибрежной культуры: сначала исчезли портовые кабаки для старых моряков и грузчиков, а потом и откровенные «кожаные голубятни», привлекавшие любителей садо-мазо-аксессуаров, и тоже в свою очередь ставшие жертвами джентрификации.

Симптоматичной стала реконструкция инфраструктурного элемента, известного как «Хай-Лайн» (High Line) – железнодорожного виадука, давно заброшенного, шедшего по Вест-Сайду от сортировочного двора Пенн-стейшн, зачастую прямо сквозь здания, и заходившего глубоко в Вест-Виллидж. Годами эта ветка пользовалась особым вниманием защитников исторического наследия, и в конце концов они добились не только ее сохранения, но и превращения в линейный парк, позволяющий людям идти вдоль зеленых насаждений, вознесясь над сутолокой улиц, на расстояние более тридцати блоков. Отличная идея! Как неизбежно происходит с подобными общественными инфраструктурными проектами, он постепенно преображает окрестности. Так случилось с Централ-парком, Проспект-парком в Бруклине и Риверсайд-парком в Аптауне: все они чрезвычайно прибавили ценности окружающим кварталам. Формальный старт проекта Хай-Лайн привел к всплеску застройки на всем протяжении линии, стимулированном также отчасти переопределением зонирования, призванным поощрить окрестное строительство. Подобно самой Хай-Лайн, многие окружающие дома спроектированы ведущими архитекторами. Неудивительно, что многие из них ориентированы на премиальный сегмент рынка и только подстегнут дальнейшее исчезновение из района остающихся здесь представителей среднего класса и малоимущих жителей.

Драматическая трансформация подобного рода уже постигла зону бывшего мясного рынка на западном конце Четырнадцатой улицы, северной оконечности Виллидж. После высылки Фултонского рыбного рынка этот мясной ряд оставался последним обломком оптовой торговли продуктами питания на Манхэттене. Еще меньше десяти лет назад здесь было полно кривых улочек и низеньких построек, служивших домами для десятков мясников. Здесь же размещался (и симбиотически сосуществовал с местностью) ресторан «Старая Ферма» (Old Homestead), до сих пор существующее легендарное место паломничества истых мясоедов. Улицы кровили, туши, висящие на металлических крюках, стаскивали с грузовиков, стоящих вдоль улиц, и заносили в многочисленные лавки. У заброшенных пирсов выражение «мясной рынок» обретало второй смысл и второе употребление: в вечерние часы здесь трахались и снимали проституток. Но в городе география – это судьба. Территория, расположенная прямо между Челси и Вест-Виллидж, напротив обновленного побережья, в мгновение ока превратилась в клокочущий эпицентр модных ресторанов, бутиков и гостиниц и просто новых зданий, включая немаленький бутик Дианы фон Фюрстенберг.[114] Толстые подметки уступили место высоким каблукам.

Мы с Джоан не так уж редко здесь оказываемся. Многие рестораны хороши, и при многих из них есть кафе, выставившие свои столики прямо на широких тротуарах, создавая живую атмосферу уличной жизни, какой не сыщешь более нигде в городе. Дорожное движение относительно невелико; старые дома и замощенные улицы добавляют к удовольствию от неспешной прогулки дух «благородной старины», а до дома нам всего пятнадцать минут пешком, через самые живописные блоки Виллидж. Но символизм этот бесплоден. Район, предназначенный для производства, превратился в район, предназначенный для потребления. На меня, как на человека, убежденного, что внутрирайонный баланс между этими видами деятельности жизненно важен для здоровья, характера и автономности города, вид еще одной зоны дорогостоящего времяпровождения нагоняет панику, даже когда я принимаюсь за превосходную бранзино[115] в очаровательном летнем саду восхитительного итальянского ресторанчика.