Двадцать минут на Манхэттене

Знаменитый лозунг Ганзейской лиги гласил: «Stadtluft macht frei» – «Городской воздух делает свободным». Это было буквально так – города гарантировали свободу крепостным, убежавшим с полей своего феодала, – и продолжает оставаться таким в более широком смысле: города исторически являются местами проявления свободы собраний и выражений. Если вам кажется, что я слишком зацикливаюсь на проблеме свободы слова, то это лишь потому, что, на мой взгляд, город был, есть и всегда должен оставаться ее главным проводником и выразителем, а вопросы пределов допустимого в этой области всегда должны ставиться и никогда не решаться окончательно. В ходе городского планирования постоянно пересматриваются соотношения «общественных» прав и прав собственности, и улица – это то место, где частные граждане сталкиваются и оценивают уместность публичного поведения по миллион раз на дню. Эти маленькие обмены жизненно необходимы для того интенсивного взаимообогащения, которое Джейн Джейкобс определяла как «золотое правило» хорошо функционирующего города.

Джентрификация подавляет подобное взаимообогащение, потому что сужает правила формального и социального поведения, превращает кварталы в Диснейленд или в «Колониальный Вильямсбург»,[88] их жителей – в штатных сотрудников, а маленькие ритуалы повседневной жизни – в спектакли или трапезы для туристов. Когда городской проект все сильнее и сильнее превращается в производство утонченных стилей жизни, граждане вынуждены все глубже увязать в общественной жизни. Это больше не вопрос их права или сознательного выбора, общественная жизнь становится просто еще одним товаром. Как писал архитектор Чарльз Мур в 1965 году, воздавая иронические (но лишь отчасти) похвалы Диснейленду, «за общественную жизнь надо платить».

Но было бы ошибкой сводить проблемы «урбанизма принуждения», то есть уничтожения социально или коммерчески неприемлемых или нежелательных вариантов, к одной лишь джентрификации, «повышающей» рыночную стоимость. Джентрификация – термин, обозначающий искусственное упрощение, его не следует применять к местам, «оживленным» более сложным образом. В этом, в сущности, и заключалась идея Джейн Джейкобс об «интегрированном разнообразии». Кроме того, моя зацикленность на особенностях стиля жизни, определяемого моей культурой, вкусом и классовой принадлежностью, не должна заслонять наличие других систем с ограниченным выбором, будь то клонированные башни спальных районов, безликие пригороды или же кричащий вакуум возможностей в трущобах. Вопрос о том, сколько «Старбаксов» можно раскидать по району, бледнеет перед куда более серьезными проблемами: безработицей, нежеланием банков выдавать ипотеку в определенных районах, скудной торговлей по вздутым ценам, негодными школами, наркотиками, эффектом гетто, острой нехваткой государственных и частных инвестиций и прочими известными элементами патологии, держащей в плену миллиарды людей.

Споры о том, что такое общественное пространство и какова его природа, ужесточаются по мере усиления давления на общественную собственность и общественную сферу как таковую. Строгие меры безопасности после одиннадцатого сентября, приватизация, джентрификация, глобализация и прочие растущие феномены – это лишь одна сторона медали. Признание того, что «общественность» в городах становится все разнообразнее, а в культуре все острее возникают вопросы политики идентичности, подразумевает, что борьба за сохранение и развитие пространств, предлагающих опыт коллективности, невероятно усложняется и приобретает чрезвычайную динамику. Кому-то подобная плюралистичность дает основание утверждать, что «традиционные» места общественных собраний и пересечений, такие, как улицы, площади, парки и т. д., – это не более чем обломки былого «неразличающего» взгляда, пагубного для разнообразия и излишне наивного в том, что касается запаса конструктивности, присущего коммерческой жизни. Возможно, это и так, но в подобных утверждениях игнорируется важность для общественной жизни накопленных форм и ритуалов. Превращая, в типично постмодернистском ключе, различия и подвижность в фетиш, эти утверждения низводят урбанизм до состояния моря фрагментов, тривиализируя понятие локальности. Города поддерживают много различных ценностей, но вес их не обязательно одинаков.