Двадцать тысяч лье под водой

Я наблюдал за температурными опытами с живейшим интересом. Капитан Немо вкладывал в них всю душу. Порой я задавался вопросом: зачем он ведет эти исследования? Для пользы человечеству? Маловероятно, поскольку рано или поздно его труды погибнут вместе с ним в каком-нибудь неведомом море! Если, конечно, он не планировал завещать полученные данные мне. Но тогда ему пришлось бы положить конец моему плаванию, а конца пока не предвиделось.

Так или иначе, капитан Немо рассказал мне о полученных цифрах и установленной взаимосвязи между температурой и плотностью воды в крупнейших морях земного шара. Благодаря этим сведениям я сделал одно важное открытие, хотя и не имеющее отношения к науке.

Это произошло утром 15 января. Когда мы вдвоем прогуливались по палубе, капитан спросил, известна ли мне плотность морской воды на различных глубинах. Я ответил отрицательно и добавил, что у науки пока не хватает достоверных исследований по этому вопросу.

– Ну а я провел такие исследования, – сказал он. – И могу ручаться за их точность.

– Прекрасно! – ответил я. – Однако «Наутилус» – это обособленный мир, и открытия его ученых никогда не дойдут до Земли.

– Вы правы, господин профессор, – согласился он после минутного раздумья. – Это и впрямь отдельный мир. Он столь же обособлен от Земли, как и планеты, вращающиеся вместе с ней вокруг Солнца – ведь нам не суждено узнать о научных открытиях, сделанных учеными Сатурна или Юпитера. Но раз уж по воле случая наши жизненные пути пересеклись, я готов сообщить вам о результатах моих опытов.

– Я вас слушаю, капитан.

– Несомненно, господин профессор, вам известно, что морская вода обладает более высокой плотностью по сравнению с пресной, однако эта плотность неоднородна. К примеру, если взять за единицу плотность пресной воды, то плотность морей Атлантики составит одну целую двадцать восемь тысячных, плотность Тихоокеанских морей – одну целую двадцать шесть тысячных, плотность вод Средиземного моря – одну целую тридцать тысячных…

«Надо же! – подумал я. – Он все-таки заходит и в Средиземное море!»

– …плотность вод Ионического моря – одну целую восемнадцать тысячных, а плотность вод Адриатики – одну целую двадцать девять тысячных.

Очевидно, «Наутилус» не раз бывал в самых оживленных морях Европы, из чего я сделал вывод, что рано или поздно, – возможно, уже в ближайшем будущем! – он доставит нас к берегам более цивилизованных континентов. Я подумал, что Нед Ленд был бы, естественно, доволен таким поворотом событий.

На протяжении долгого времени мы посвящали целые дни научным исследованиям, направленным на изучение свойств морской воды: степени солености, электризации, цвета, прозрачности, причем во всех этих опытах капитан Немо проявлял удивительную изобретательность, сравнимую разве что с его неизменной любезностью по отношению ко мне. Затем я снова не видел его несколько дней, чувствуя себя на борту, как в одиночном заключении.

Шестнадцатого января «Наутилус» словно погрузился в сон в нескольких метрах под уровнем моря. Электрические машины остановились, гребной винт замер, отдав судно во власть течениям. Я предположил, что команда занята ремонтом машин, который потребовался из-за их работы на предельных скоростях.

Благодаря неожиданной остановке я и мои товарищи стали свидетелями весьма любопытного зрелища. Железные ставни на окнах салона были раздвинуты, электрический фонарь «Наутилуса» не горел, и в окружающей нас жидкой среде царил полумрак. Слабый свет едва проникал в верхние слои океана сквозь затянутое плотными тучами грозовое небо.

Я разглядывал эту сумеречную водную стихию, где даже самые крупные рыбы казались лишь смутными тенями, как вдруг «Наутилус» очутился в потоке света. Сначала я подумал, что опять зажегся фонарь, озарив темные воды электрическим лучом. Но присмотревшись, я понял свое заблуждение.

«Наутилус» дрейфовал в слое фосфоресцирующей воды, ослепительно яркой в окружающем мраке. Источником света были мириады светящихся организмов, чье сияние усиливалось при соприкосновении с металлическим корпусом судна. И тогда я замечал в светящемся поле вспышки, подобные брызгам расплавленного свинца в доменной печи или раскаленным добела частицам металла. Свечение было настолько интенсивным, что на его пылающем фоне все вокруг погружалось в тень, хотя само понятие тени казалось тут неприменимым. Нет! То не был спокойный искусственный свет нашего прожектора! Тут чувствовались небывалые мощь и движение! Этот свет был живым!

И действительно, мы попали в бескрайнее царство пелагических инфузорий, так называемых жгутиковых ночесветок, похожих на студенистые крупинки с нитевидными щупальцами: в тридцати кубических сантиметрах воды насчитывается до двадцати пяти тысяч этих крошечных светящихся созданий. Их сияние еще больше усиливалось мерцанием медуз, астерий, аурелий, фолад и других фосфоресцирующих зоофитов, пропитанных частичками микроорганизмов, разложившихся в морской воде, или мускусным секретом рыб.