Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Они заходили въ чудную старинную церковь, украшенную наивными статуями святыхъ и маленькими корабликами, прившенными къ готическимъ сводамъ во исполненіе обта врующихъ. Тамъ, среди прихожанъ, нарядившихся въ праздничные костюмы, они слушали обдню и вечерню. Посл вечерни устроивались на площади танцы. На помост изъ досокъ, подпертыхъ бочками, располагаются музыканты, извлекающіе изъ волынокъ и флейтъ своеобразные рзкіе звуки. Бретонцы и бретонки, сплетаясь въ громадные хороводы, кружатся и прыгаютъ, напвая старинныя простыя и наивныя псни.

Какое блаженство вернуться къ первобытнымъ временамъ и слушать веселыя или грустныя старинныя псни… Увлеченные примромъ, а быть можетъ также сокровеннымъ атавистическимъ вліяніемъ древнихъ обычаевъ, Эстелла и Жоржъ, вмст съ нсколькими иностранцами, лчившимися здсь спокойствіемъ, приняли участіе въ хоровод. Сюльфатенъ присоединился къ нимъ, повидимому, чрезвычайно охотно. Что касается до его паціента, то онъ только глядлъ, не ршаясь самъ танцовать, но Гретли втолкнула его въ хороводъ и заставила сдлать нсколько туровъ, посл чего онъ, запыхавшись, опустился на деревянную скамью близь бочекъ съ сидромъ, рядомъ съ тми, у кого танцы возбуждали жажду.

Эстелла чувствуетъ себя совершенно счастливой. Аккуратно черезъ день почтальонъ приноситъ ей письмо отъ матери. Почтальонъ! Этотъ общественный дятель безслдно исчезъ теперь всюду, за исключеніемъ національнаго Арморикскаго парка. Везд въ другихъ мстахъ предпочитаютъ бесдовать по телефоноскопу, или въ крайнемъ случа по телефону. Важныя сообщенія посылаются въ вид фонографическихъ клише по электро-пневматическимъ трубамъ. Вообще говоря, письма пишутся лишь самыми завзятыми невждами въ какихъ-нибудь деревенскихъ захолустьяхъ. Эстелла одна только испытываетъ волненіе, предшествующее прибытію почтальона, такъ какъ Жоржъ Лоррисъ писемъ не получаетъ. Проведя нсколько дней въ Керноел, онъ обратился къ отцу съ письмомъ, на которое Филоксенъ Лоррисъ еще не отвтилъ. Вроятно ему было недосугъ распечатать письмо.

Сюльфатенъ тоже получалъ обширную корреспонденію, состоявшую, впрочемъ, не изъ писемъ, а изъ фонограммъ, которыя доставлялись ему ежедневно съ дилижансомъ цлыми тюками. У него былъ при себ фонографъ, который и читалъ вслухъ вс эти посланія. Отвты на нихъ изготовлялись при посредств того же фонографа. Сюльфатенъ диктовалъ ихъ ему, а затмъ отправлялъ фонографическія клише посылкой большой скорости. При такихъ обстоятельствахъ Сюльфатенъ быстро управлялся со своей корреспонденціей и затмъ могъ по произволу располагать остальнымъ временемъ.

Къ величайшему удивленію Жоржа, невозмутимый инженеръ-медикъ продолжалъ воздерживаться отъ всякихъ протестовъ по поводу пребыванія обрученныхъ вь нетронутомъ цивилизаціей керноельскомъ захолусть. Опъ и самъ какъ-будто совершенно забылъ про инструкціи своего патрона и преобразился въ совершенно новаго, веселаго, привтливаго, очаровательнаго Сюльфатена. Вмсто того, чтобы выполнять возложенную на него Филоксеномъ Лоррисомъ, весьма трудную, впрочемъ, при существующихъ условіяхъ, задачу возбужденія раздоровъ между женихомъ и невстой, онъ не длалъ ни малйшихъ попытокъ нарушить мирную радость блаженныхъ дней, которые они проводили вмст. Все это представлялось страннымъ, — до чрезвычайпости страннымъ!..

Жоржъ, подготовлявшійся къ энергической борьб съ неумолимой строгостью Сюльфатена, радовался, что эта горькая чаша его миновала. Одинъ только паціентъ инженеръ-медика, Адріенъ Ла-Геропьеръ, въ присутствіи котораго Филоксенъ Лоррисъ, нимало не стсняясь, излагалъ Сюльфатену свои намренія, — одинъ только онъ ломалъ себ голову, пытаясь разгадать причины столь полнаго нарушенія инструкцій великаго ученаго. Вс умственныя операціи, сводившіяся къ сколько-нибудь сложной послдовательности мыслей, оказывались для Героньера въ высшей степени утомительными, а потому упомянутыя попытки постоянно заканчивались для бдняги страшными головными болями и строгими выговорами со стороны Сюльфатена.

Къ концу второй недли съ инженеръ-медикомъ внезапно произошла рзкая перемна. Настроеніе духа стало у него мене веселымъ и почти тревожнымъ. Подъ предлогомъ, что въ Керноел успли уже ко всему приглядться, и что дальнйшее пребываніе тамъ грозитъ смертельною скукой, онъ предложилъ перехать въ Плудесканъ, въ противуположный уголъ національнаго парка. Желая сохранить съ Сюльфатеномъ наилучшія отношенія, Жоржъ охотно на это согласился. Все общество отправилось изъ Керноеля въ допотопномъ омнибус, который страшно трясло и качало по каменистымъ дорогамъ, очевидно, содержавшимся не особенно исправно.

Прохавъ такимъ образомъ боле шестидесяти верстъ, путешественники увидли передъ собою другую Бретань, несравненно боле мрачную и суровую, — съ грустными полянами, поросшими верескомъ. — съ величественно строгими ландшафтами, въ которые вносили нкоторое разнообразіе лишь группы скалъ, да обнаженные береговые утесы.