Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

— Еще разъ объявляю вамъ, что вы невыносимы, да, невыносимы до нестерпимости! Какую жизнь, позвольте васъ спросить, создали вы для меня? Вы, съ вашими особыми воззрніями и системами, были всегда непріятнйшимъ существомъ въ мір!.. Проклинаю вашу науку, если только она на самомъ дл надлила васъ такимъ характеромъ. Выражаясь вашими собственными словами, — плевать я хочу на ваши лабораторіи, на всю вашу химію и физику! Мн нтъ ни малйшаго дла до вашихъ изобртеній и открытій!.. Да, сударь, надюсь, что нашъ Жоржъ не будетъ такимъ ученымъ дикобразомъ какъ ваша милость! Онъ унаслдовалъ для этого слишкомъ многое отъ меня…

За этимъ святотатственнымъ заявленіемъ послдовало минутное молчаніе. Потомъ знакомый голосъ Филоксена Лорриса съ негодованіемъ возразилъ:

— Я вовсе не хочу встрчать на каждомъ шагу съ вашей стороны сопротивленіе моимъ планамъ и воззрніямъ… Неужели вы думаете, что у меня есть время разсуждать съ вами о хозяйственныхъ мелочахъ и разныхъ ничтожествахъ, которымъ женскіе умы приписываютъ такъ много значенія?..

Вы постоянно жалуетесь и говорите, будто я, погрузившись по уши въ научные опыты, не забочусь доставлять вамъ яко бы необходимыя развлеченія… Я не намренъ входить съ вами на этотъ счетъ въ безцльныя препирательства!.. Вы совершенно безконтрольно распоряжаетесь своимъ временемъ и можете убивать его такъ глупо или умно, какъ вамъ вздумается!.. Вы требуете развлеченій, вечеровъ, свтскихъ праздниковъ, что-жъ, пусть будетъ по вашему… Мн все это какъ нельзя боле противно, но если вы ужь непремнно хотите, то я дамъ или, лучше сказать, мы дадимъ большой, художественный, музыкальный и вмст съ тмъ научный вечеръ!.. Да, сударыня, онъ будетъ также научнымъ!.. Эту часть программы я беру на себя, относительно же всего остального разсчитываю всецло на васъ!..

Посл новой паузы, прерванной нсколькими фразами г-жи Лоррисъ, которыя Эстелл не удалось хорошенько разслышать, Филоксенъ продолжалъ:

— Наше общественное положеніе, сударыня, создано этой самой наукой, отъ которой безсильно отскакиваютъ тупые ваши сарказмы. Вашъ неизлчимо легкомысленный умъ не въ состояніи даже подозрвать всей важности научныхъ трудовъ, поглощающихъ, какъ вы изволите знать, все мое время… Неустанное научное мышленіе, за которое вы меня упрекаете, — дни и ночи, проводимыя мною въ лабораторіяхъ въ упорномъ исканіи неизвстнаго, т. е. еще ненайденнаго, — энергическая борьба со всми стихійными силами, имющая цлью вырвать у природы ея тайны, — все это именно въ конц концовъ и создало могущество фирмы Филоксена Лорриса!.. позвольте спросить теперь, сударыня, какую долю затраченныхъ фирмой гигантскихъ трудовъ и усилій взяли вы на себя? Вамъ предстояло только пользоваться плодами этихъ колоссальныхъ трудовъ, а вы!..

— Да, сударь, нашъ сынъ Жоржъ во многомъ походитъ на меня, и я сердечно этому рада… Изъ него не выйдетъ скучнаго полупомшаннаго ученаго, способнаго посдть и высохнуть среди ретортъ и разныхъ другихъ приборовъ вашей проклятой научной кухни! Бдное дитя! Быть можетъ, и въ самомъ дл душа моего прадда, истиннаго художника и, безъ сомннія, человка, достойнаго жить, такъ какъ онъ, разумется, цнилъ жизнь и въ особенности любилъ хорошія ея стороны, — и въ самомъ дл возродилась вь нашемъ Жорж… Вы упрекаете его за это, а я хвалю, такъ какъ вовсе не считаю себя обязанной раздлять вашъ черствый, прозаическій образъ мыслей.

Эстелла не слышала продолженія разговора. Пріотворенная дверь комнатки внезапно распахнулась настежъ. Смущенная вынужденной своей нескромностью, двушка уронила на полъ груду книгъ и робко уткнула голову въ отчеты Академіи Наукъ.

— Что съ вами, Эстелла? — спросила ее особа, вошедшая въ лабораторію.

Эстелла съ радостнымъ изумленіемъ подняла голову. Въ библіотеку вошелъ, вмсто грознаго Филоксена Лорриса, женихъ ея, Жоржъ, казавшійся къ тому же совершенно спокойнымъ, хотя, несмотря на его прибытіе, супружеская ссора въ сосдней комнат по прежнему шла своимъ чередомъ. Сконфуженная двушка, не смя намекнуть на это вслухъ, указала пальцемъ на дверь. Жоржъ весело расхохотался.

— Это сущіе пустяки, — сказалъ онъ, — маленькое объясненіе между папашей и мамашей, — легкая стычка, объясняющаяся вчнымъ разногласіемъ ихъ взглядовъ и мнній…

— Я бы давно ушла отсюда, но, право, не смла пройти мимо нихъ, — сказала шепотомъ Эстелла. — Я нахожусь здсь нсколько минутъ словно въ осад и противъ воли вынуждена слышать…

— Вы не смете пройти мимо нихъ? Надюсь, однако же, что со мной вамъ нечего бояться!.. Пойдемте же! Вы увидите, смю уврить, любопытную сцену…

— Нтъ, мн право неловко.

— Полноте, милая, пойдемте!

Онъ почти насильно вывелъ Эстеллу изъ библіотеки и заставилъ ее идти впереди себя. На порог маленькой комнаты двушка остановилась, словно оцпенвъ отъ изумленія. Да и было отчего. Голоса родителей ея жениха съ ожесточеніемъ продолжали препираться другъ съ другомъ, а между тмъ въ комнат никого не было.

Жоржъ указалъ невст движеніемъ руки на два фонографа, стоявшихъ другъ противъ друга на стол, посреди груды книгъ и разныхъ научныхъ приборовъ.