Дважды контрразведчик

Я, забыв мгновенно про обстрел из «зеленки», вместе с капитаном прыгнул в дежурный «броник». Мы уселись рядом, опустив ноги в передние люки, и БТР, оглушая двигателями окрестности, стал медленно спускаться с кручи на дорогу. Затем, радостно всхрапнув, стремительно понес нас к месту происшествия. Огромный афганский «МАЗ» с высокими раскрашенными бортами в нелепой позе устало и молча лежал на боку в неглубокой канаве возле бетонки Герат — Турагунди. Полиэтиленовые мешки с белой селитрой были во множестве беспорядочно разбросаны вокруг. Возле изрешеченной автоматными очередями кабины грузовика стоял афганский мальчик лет двенадцати. У него был открытый перелом левой руки. Ее белая кость неестественно торчала вбок, и кровоточащие остатки висели плетью. Позабыв про страшную рану и боль, мальчик неотрывно смотрел прямо перед собой на землю, где лежали неподвижные тела его матери и отца. К матери, вцепившись в ее еще теплую руку, прильнула мертвая, примерно четырехлетняя, красивая девочка‑кукла, с выражением удивления и ужаса в открытых глазах. Их души были далеко от этого места. Вокруг фуры суетились уже вызванные по рации бойцы «царандоя» (афганской милиции). Даже когда врач заматывал искалеченную руку мальчика бинтами, тот не обратил на это никакого внимания. Он молча, сухим воспаленным взглядом продолжал смотреть на погибших.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как я вернулся из Афганистана слегка живой. Но этот мальчик из Герата иногда снится мне по ночам, правда, в последнее время все реже…

Что сказать родителям?

Писарь штаба полка сержант Андрей Белов через месяц собирался домой. Наступил самый трудный период его службы в Афганистане: нестерпимое ожидание дня увольнения, бесконечные разговоры о «дембеле» в курилке и бессонные ночи.

После развода он получил указание от помощника начальника штаба напечатать письмо родителям погибшего вчера солдата. Сержант не раз печатал подобные письма и относился к этому уже без особого волнения. Острая боль, которая рванула его сердце в самый первый раз, ушла в глубь души и стала ноющей, как застарелая рана в плохую погоду. Андрей положил перед собой полученный рукописный лист‑черновик письма, заложил в пишущую машинку чистый лист бумаги и двумя указательными пальцами стал неторопливо печатать: «Уважаемые Светлана Петровна и Иван Федорович, Ваш сын — рядовой Советской Армии Кокорин Сергей Иванович…». Что‑то ослепительно‑яркое сверкнуло в глазах, но пальцы сержанта еще автоматически отстучали слова: «…выполняя интернациональный долг, пал смертью храбрых». Он остановился, еще не до конца осознавая смысл этих слов, взглянул на адрес, который собирался напечатать позднее на конверте, и оцепенел. «Что же это?! Значит, погиб Сережка, его сосед по двору и лучший друг детства! И он печатает это письмо его родителям: тете Свете и дяде Ване, которые их вместе в один день провожали в армию! Вот почему Серый вчера не пришел к нему в гости вечером, как договаривались…». Эти мысли мелькнули в голове сержанта в одно мгновенье, он не стал читать дальше стандартно короткий текст документа и вскочил с места. Опрокинулась табуретка, и с грохотом упала на пол пишущая машинка. Андрей бегом бросился из штаба искать солдат‑земляков, чтобы выяснить хоть какие‑то обстоятельства гибели друга.

Сергей погиб не в открытом бою, а попал в засаду. Он был водителем санитарной машины, и утром со старшим лейтенантом они выехали на дальнюю базу за медикаментами для дивизионного госпиталя. Позади, как привязанный, все время держался порожний автомобиль ГАЗ‑66 с тентом, следовавший с ними с той же целью. На базу доехали удачно, без обстрелов, пристроившись к колонне «наливников», которые шли за горючим. А затем начались мытарства с оформлением документов, получением и погрузкой груза. Не оказывалось на нужном месте то одного, то другого начальника, да и склад стал выдавать лекарства только за час до окончания охраняемого времени на «Дороге жизни».

Возвращались поздно, последняя воинская колонна ушла час назад. Решили ее догнать на сторожевой заставе в горах, где колонна обязательно остановится на ночлег. Ехали на предельно высокой скорости. Быстро стемнело. Вскоре впереди увидели цепочку красных хвостовых огоньков машин, но это была не наша колонна, а несколько афганских машин‑фур, отставших от нее. Когда почти приблизились к впереди идущим машинам, кромешная темень озарилась вспышками близких взрывов. Красные плети «трассеров» густо поливали дорогу впереди. «Стой! — скомандовал старший лейтенант. — Разворачивайся!».