Одолели мыши. До сих пор помню чувство омерзения и ярости, с которым встрепенулся среди глубокой ночи, ощутив во сне, как по потной спине быстро пробежала одна из этих тварей. И долгая, мучительная, усталая бессонница потом, почти до утра, в ожидании повторения. Отбой, как правило после полуночи, а подъем строго в 6:00. А днем, как всегда однообразное до отвращения питание, адская жара и каторжная работа следователя. И после такой ночи, не отдохнувший и вялый, еле тащишься на работу. Снаряженные салом, специально привезенные из Союза мышеловки зверьки нахально игнорировали, оставляя возле них особенно большие скопления помета. Мышиный помет на столе, на тумбочке, в тумбочке и даже внутри картонной коробки с кубинским сахаром‑ рафинадом (!) выведет из себя любого.
Хватит! Последней каплей, переполнившей мою чашу терпения, стал случай, когда, вытирая тряпкой стол, я неосторожно встал на край одной мышеловки и от удара по большому пальцу ноги громко вспомнил Гитлера и его мать. Мышеловок было шесть, и они мной равномерно были распределены в комнате под кроватью, столом и в других любимых мышиных местах. Но после двухнедельной командировки забываешь, где ты их оставил. Чертыхаясь, я полез вытирать пыль под столом и от второй мышеловки получил еще один удар — по указательному пальцу правой руки. В длинном громком монологе пришлось вспомнить не только Гитлера мать, но и ее сестер, отца и остальных родственников. Пальцы на ноге и руке опухли и посинели, и как теперь работать? Никто же не примет во внимание это как причину уйти на больничный, да и твою работу никто за тебя не сделает.
Надо достать кота хотя бы на несколько дней. Солдаты выяснили по своим солдатским каналам, что кот есть в разведывательном батальоне — советский кот, привезенный из Кушки. Трясясь на «бронике», едем в разведбат за двадцать пять километров. Вдали уже видны несколько деревянных сборных одноэтажных казарм‑модулей, вокруг которых целое стадо запыленной военной техники: танки, бронетранспортеры, машины. Все это обнесено колючей проволокой. За нами по песчаной дороге тянется огромный хвост пыли.
Еще издали в бинокли видим, что солдатские разведданные в отношении кота абсолютно точны. Лежит, родимый, возле крыльца штабного модуля, растянувшись на солнце и положив голову на передние лапы. Как будто спит. После проползших неторопливо мимо кота двух танков на его усах и голове пыли собралось, как на деревьях инея, но он спокойно лежит, закрыв глаза, и не обращает на них никакого внимания. Сердце радостно забилось: кот будет наш!
Но что это? Услышав звук мотора нашего БТРа, кот вскакивает, высоко вверх выгибает спину и мгновенно ныряет в дырку под модуль. Долго втроем ласково выманиваем его оттуда, выдумывая на ходу самые замечательные кошачьи имена, но кот глух и нем. Потом длинными палками пытаемся выкорчевать его, но тоже безрезультатно. Наконец, применяем дымовую шашку, бросив ее под модуль, напугав начальника штаба («Вы что, с ума посходили?!!!»). Никакого результата. Идем в курилку, и там выясняется, что кота в юном возрасте похитили на улице в Кушке и привезли в этот гарнизон на бронетранспортере. Он натерпелся страху на всю жизнь от грохота и лязга, особенно во время стрельбы по дороге. Здесь он всегда спокоен, когда рядом рычат танки или ползают туда‑сюда «КамАЗы». Но стоит только ему услышать звук моторов именно БТРа, картина всегда одна и та же: выгибает спину и на несколько часов ныряет под модуль, откуда его никакая сила извлечь не может…
Домой мы возвратились ни с чем.
Первые уроки бизнеса для «шурави»
Афганистан. Жара. Наш БТР несется по трассе Кушка — Турагунди — Шиндант. Впереди, в районе города Адраскан, справа от дороги показался длинный ряд дуканов (небольшой частный магазинчик, размером с наш стандартный гараж для легкового автомобиля). Приближаемся стремительно. Вдруг водитель без команды резко тормозит. Я в полудреме удобно полулежу, свесив ноги и обдуваемый ветром, на «ресничке» — броневой закрылке переднего стекла — и по инерции чуть не выпадаю под нос «бронику». Как и все военные, облепившие бронетранспортер сверху, поворачиваю голову направо. Возле крайнего дукана стоят несколько припаркованных советских военных автомашин и приличная очередь «шурави», желающих попасть вовнутрь. По местным меркам — это большая редкость и настоящая сенсация. Возле остальных дуканов в этом длинном ряду покупателей нет совершенно. Видны только понурые фигуры дуканщиков и их малолетних помощников у входов. На всех дуканах — не привлекающие к себе вывески: запыленные и написанные арабской вязью. А на том, где очередь, красная надпись большими буквами на русском языке: «Алладин — пидарас!». Подходим всей толпой. Очередь с ухмылкой, но молча продвигается медленно. Алладин, которого все «шурави» хорошо знают, находится на седьмом небе от счастья, как всегда, улыбчивый, услужливый, продает все товары со скидкой.