С трудом я преодолел высокий забор посольства, подошел к входной двери и нажал кнопку звонка. Меня впустил вовнутрь солдат морской пехоты США Джек, с которым у меня за эти три дня потом сложились дружеские отношения. Он спросил у меня, чего я хочу. Я ответил, что хочу попасть в Советский Союз. От моего ответа у него чуть не заклинило нижнюю челюсть и на лице надолго застыло сильнейшее недоумение. Я повторил о своем желании несколько раз, пока до него «дошло». Джек открыл дверь одной из комнат на первом этаже посольства, где я и провел эти три дня, и велел подождать. Мою грязную, засаленную, окровавленную форму предложили снять. Назавтра вернули ее чистую и выглаженную. Переодели в спортивные брюки и майку. Покормили вкусным завтраком и разрешили поспать. Потом были три встречи с советником посольства Смитом. Он в совершенстве владеет русским языком. Приходил всегда с секретарем, который записывал ход наших бесед.
Не акцентируя на перенесенных издевательствах, я попросил помощи, чтобы вернуться на Родину, где я хочу продолжить службу в армии. О происшедшем со мной Смит сам догадался по свежим синякам на моем теле. Он сказал, что я имею право на любой из следующих трех вариантов: вернуться в Союз, выехать в США, либо в иную страну. Смит не настаивал ни на каком из этих вариантов и все время подчеркивал, что решение я должен принять самостоятельно. Заметил, правда, что возвращение в Союз может грозить мне многими неприятностями. Например, семь лет сибирских лагерей за дезертирство (соответствовало действительности по тем временам —
Сегодня утром в американском посольстве у меня была встреча с нашим послом в Афганистане Табеевым Федором Александровичем. В комнате были я, Смит, Джек и переводчик. Смит предварительно сказал мне, что Табеев «грубый человек и может накричать», но бояться его не нужно, меня здесь в обиду не дадут. Табеев буквально ворвался в комнату и с порога громко сказал мне: «Ну, что ты стоишь, Володя! Быстро собирайся, в течение суток отправлю тебя самолетом в Ташкент!». И все мгновенно завертелось колесом. Я, не раздумывая ни секунды, пошел за Федором Александровичем…
Нашу беседу с Володей прервал телефонный звонок.
— Ну как, еще не закончил? — нетерпеливо спросил Степанюк.
— Да в основном закончил, — ответил я.
— Я у тебя его забираю, — продолжил он.
— Понял, — вздохнул я. Выяснять что‑либо у прокурора или протестовать сейчас было абсолютно бессмысленно. Я вдруг отчетливо понял, что наш государственный правоохранительный механизм напоминает мощный тяжелый танк без заднего хода.
— Ну что, уже на самолет? — спросил Володя.
— Нет, у прокурора появились вопросы.
— А‑а, — разочарованно протянул он.
Вошел выводной, увел задержанного к прокурору, и я остался один в тюремной тишине. Обдумывая услышанное, вспомнил о прочитанном в сводках случае. Около года назад при попытке проникнуть в это же американское посольство был задержан афганскими военнослужащими советский рядовой‑десантник. Пока ждали представителя нашей военной комендатуры и следователя, десантник мирно сидел на стуле. Но минут через пятнадцать попросился в туалет, где взорвал себя гранатой и погиб. Может, он тоже хотел только домой, на Родину? А некоторые другие солдаты, которые после издевательств от сослуживцев ночами пешком в одиночку пробирались вдоль афганских заминированных дорог и душманских засад? У них ведь тоже наверняка была только одна цель: «Домой, домой, домой!». Сколько их погибло на минах, попало в плен и сейчас томится без Родины по всему миру? Ну, а что сейчас ждет Володю? До чего же, Родина милая, у тебя холодное к своим сыновьям сердце!
Я вышел на крыльцо прокуратуры и закурил. На сердце как будто положили двухпудовую гирю… С отвращением выбросил недокуренную сигарету и присел прямо на ступеньки крыльца. С автостоянки медленно подъехал наш «уазик», чтобы увезти меня обратно в городок штаба армии.
Из черного проема коридора на крыльцо, с руками за спину, вывели Володю. Он широко улыбнулся.
— Лечу в Ташкент, только что позвонили прокурору. Не обманул Федор Александрович!
— Он же Посол Советского Союза! — крикнул я ему вслед.
Кот