— Да, его огненному духу тесно в каменных стенах, — сказал Гхатоткача. — Смотрите, многие из вас тоже не захотели покидать лагерь. Значит, им нечего делать в Кампилье. Даже старшим Пандавам тяжело в городе. Конечно, панцири их духа способны отражать устремленное зло. Но от тупого молчания, от упорного недоброжелательства они страдают не меньше, чем от стрел, пущенных из-за угла. Ведь не защиты, а слияния с теми, кто отворачивается от нас, жаждем мы, обращаясь к панчалийцам. И вновь будет Юдхиштхира открывать свое сердце тем, кто недостоин даже носить зонт за его колесницей. Вы думаете, малые жертвы принесли наши старшие братья? В непреклонного воина превратился Арджуна, в молодости любивший музыку и танцы. Теперь в нем звучит только крик боевой раковины — ясный и жестокий, как удар меча. Он сам стал зовом на битву, забыв о тихих и ласковых мелодиях своего детства. А Бхима? Что слышит он, кроме барабанных ударов крови, зовущих на битву?
Но самую большую жертву принес любимец бога Дхармы Юдхиштхира. Он отринул все человеческие страсти, заглушил нежную мелодию своей жизни и погрузил сердце в молчание. Следопыт прижимается ухом к холодной земле, чтобы услышать звук далеких копыт. Юдхиштхира приблизил сердце ко мраку беспредельности, снося страдания одиночества и холод надвигающейся Калиюги. Он подобен эху, что несет из бездонной пещеры весть тем, кто застыл у входа, страшась войти под гранитные своды. Сердце его звучит в унисон со страшной гармонией этого мира. Нам не дано ни услышать этой музыки, ни ощутить размеры жертвы Юдхиштхиры, ни облегчить его служение. Но мы можем прислушаться к вестям, которые он доносит до нас, и тем сделать его жертву ненапрасной.
Так сказал Гхатоткача. Мы молчали. Наша вера в Юдхиштхиру была вне сомнений, наша преданность Пандавам не нуждалась в клятвах. Но будущее было туманно. Панчалийцам мы не верили, а ядавы не шли. Думаю, что в этот момент любой из нас, не задумываясь, пожелал воплотиться в Юдхиштхиру, чтобы вновь разобраться в опыте и пророчествах времен, что прошли и суждены быть.
В Кампилью дваждырожденные теперь ходили большими группами и при оружии. В предместьях хозяйничали разбойники — бывшие крестьяне, разорившиеся от поборов и бежавшие из-под карающих кшатрийских мечей. Поговаривали, что где-то в лесах по ту сторону Кампильи, доведенные до отчаяния крестьяне объединялись в отряды. Разумеется, в преданности кшатриев Друпаде никто не сомневался. Но горожане, живущие ремеслом и торговлей, были недовольны неурочными работами на строительстве укреплений. Так что ракшасы неповиновения могли вселиться и в кого-нибудь из них.
Поэтому я предпочитал оставаться в своем лагере у костра, наблюдая из кольца брахмы, как, подозрительно озираясь, спешат мимо нас к теплым очагам те самые люди, которых наше братство намеревалось спасти.
Мы сидели плечом к плечу, и рубиновое пламя восходило к черному небу, отражаясь в глазах, горячей брахмой переливаясь из сердца в сердце. В эти минуты мы были счастливы и мало думали о большом мире, стоящем черной стеной за гребнем вала.
Хастинапур, Кампилья и все другие города земли отделяли от нас бескрайние земли и бессчетные века. Ночи из совсем другой жизни! Ночи, заставляющие забыть и о работе, и о войне. Неужели ЭТИ ночи были только промежутком между ТЕМИ днями? В сиянии кольца живой брахмы рождалось понимание нашего отличия от остальных людей. Это ощущение было таким же острым и тревожным, как прикосновение меча к коже или вспышка света перед глазами. И теперь я по-новому понял трагичность и величие жизни патриархов. Как должны страдать они после разрыва сияющей цепи брахмы братства, навеки отделившей их от человеческого рода!
Потом нас стали навещать Накула и Сахадева, предоставившие старшим братьям нести бремя пиров, помпезных собраний и переговоров в роскошных чертогах Друпады. Подобные «быстроруким повелителям красоты, многорадостным Ашвинам», они обладали удивительной способностью одарить заботой и вниманием каждого, кто попадал в круг их брахмы. Каждый из сотни дваждырожденных, сидевших с близнецами у ночного костра, мог с уверенностью сказать, что именно с ним вели немой разговор эти богоравные герои. Никто бы не смог оспорить это утверждение, ибо никому из нас не удавалось воплотиться в истинные мысли и чувства сыновей Мадри, улыбчивых, благожелательных и непроницаемых, как каменные статуи подземных храмов… Нет, все-таки не статуи напоминали они, а огни на алтарях, прекрасные, греющие тела и души, вселяющие надежду в сердца. Но кто может проникнуть в сердце огня? Кто познает его природу и сущность? Достаточно и того, что огонь брахмы близнецов ярко пылал в нашем кольце, прогоняя страшные предчувствия неизбежной войны.