Две Дианы

Пробравшись лесными тропами, королевская кавалерия скрытно подошла к площадке у замка Нуазэ, где строился в боевые порядки авангард мятежников, и без всякого труда завладела их ружьями в козлах.

Мазьеру и Ронэ пришлось сдаться без боя, и, когда Кастельно посмотрел со стены вниз, его солдаты уже протягивали победителям свои шпаги.

Он не поверил своим глазам. Такой поворот событий был для него настолько неожидан, что он с трудом сознавал происходящее.

Непредвиденный ход герцога Немура, не слишком удививший Габриэля, поверг его тем не менее в такое же отчаяние, что и Кастельно. Так они и стояли, бледные, потрясенные, глядя друг на друга, пока к Кастельно не подскочил какой-то молоденький офицер.

— Ну, что там? — с трудом выговорил барон.

— Господин барон, они овладели подъемным мостом. Мы еле-еле успели закрыть ворота, но они ненадежны, через четверть часа противник будет уже во дворе. Что нам делать: сопротивляться… или начнутся переговоры?.. Мы ждем ваших приказаний.

— Я сейчас к вам приду, — сказал Кастельно.

Он пошел в соседнюю залу, надел кирасу и перевязь со шпагой.

— Что вы будете теперь делать? — грустно спросил у него Габриэль.

— Не знаю, не знаю, — растерянно повторил Кастельно. — Умереть никогда не поздно!

— Это так, — вздохнул Габриэль. — Но почему же вы вчера не поверили мне?

— Да, вы были правы. Вы предвидели то, что случилось. А может, знали наперед?

— Может, и так… — отозвался Габриэль. — Это-то меня и терзает! Поймите, Кастельно, в жизни создаются положения небывалые и ужасные. Ведь я не мог по-настоящему открыться, я связан был рыцарским словом…

— Тогда вам действительно подобало молчать. Я на вашем месте поступил бы так же. Это я, безумец, не сумел вас понять, не догадался, что такой воин, как вы, не стал бы нас уводить от боя без достаточных причин… Но свою ошибку я искуплю, я иду на смерть!

— И я с вами на смерть! — с полным спокойствием произнес Габриэль.

— Вы? Но почему? — воскликнул Кастельно.

— Почему? — переспросил Габриэль. — Да потому, что мне опостылела жизнь, мне стала омерзительна та двойная игра, которую я веду. Но я пойду в бой без оружия, я не буду убивать, но дам убить себя.

— Нет, останьтесь! Я не могу обрекать вас на гибель!

— Э, ведь вы уже обрекли меня вместе с теми, кто укрылся в этом замке. Моя жизнь бесполезней, чем их жизнь.

— Могу ли я поступить иначе, если во славу своей партии обрекаю их на жертву?

— Но разве ваш долг начальника, — перебил его Габриэль, — не в том, чтобы прежде всего спасти людей, которые вам доверены? Погибнуть вместе с ними вы всегда успеете, если спасение несовместимо с честью.

— Что же вы теперь мне советуете?

— Попробуйте мирно договориться. Если вы будете сопротивляться, вам не избежать разгрома и избиения. Если же вы уступите необходимости, то никто не сможет покарать вас за невыполнимое намерение. За намерения не судят и уж никак не карают. Если вы разоружитесь, вы тем самым обезоружите своего противника.

— Ужасно жаль, что я не послушался вашего первого совета… Но и сейчас я все же колеблюсь… Я не привык отступать.

— Отступает тот, кто продвинулся, — возразил Габриэль. — Из чего это явствует, что вы восстали? Для того чтобы стать преступником, вам нужно сперва обнажить шпагу… Кстати, не могу ли я принести вам пользу? Я не сумел вас спасти вчера, не попытаться ли мне спасти вас сегодня?

— А что вы намерены сделать? — изумился Кастельно.

— Только то, что достойно вас, можете быть спокойны. Я отправлюсь к герцогу Немуру и объявлю ему, что никакого сопротивления не будет, что ворота ему откроют и что вы сможете лично вручить королю свои просьбы, после чего вам вернут свободу.

— А если он откажет?

— Тогда вина будет уж на его стороне, и пусть ответственность за пролитую кровь падет на его голову.

— Как по-вашему, — спросил Кастельно, — если бы Ла Реноди был на моем месте, согласился бы он на ваше предложение?

— Всякий рассудительный человек согласился бы на это! — ответил Габирэль.

— Тогда идите!

— Хорошо! — воскликнул Габриэль. — Я надеюсь, что с Божьей помощью мне удастся сохранить столько достойных и благородных жизней!

И он бегом спустился вниз, велел открыть ворота и с белым флагом в руке приблизился к герцогу Немуру, который, верхом на коне, окруженный своими солдатами, ждал, что будет — война или мир.

— Я не знаю, узнает ли меня ваша светлость, — обратился к нему Габриэль, — я граф де Монтгомери.

— Да, господин де Монтгомери, я узнаю вас, — ответил Иаков Савойский. — Герцог де Гиз предупредил меня, что вы здесь находитесь с его ведома, и просил обращаться с вами по-дружески.

— Такая оговорка могла бы очернить меня в глазах моих несчастных друзей! — горестно покачал головой Габриэль. — Но, как бы то ни было, ваша светлость, я осмелюсь просить вас поговорить со мной наедине.

— Я слушаю вас.

Кастельно, с тревогой следивший из решетчатого окна замка за встречей герцога с Габриэлем, увидел, что они отошли в сторону и о чем-то оживленно беседуют.