Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы

Чимарозо: Форнарина, с которой Рафаэль списал Велату, была дочерью римского пекаря и, согласно легенде, девицей весьма благочестивой и всецело преданной своему хозяину. Самоявленная Елисавета тоже, по некоторым слухам, является дочерью немецкого булочника, но благочестие её далеко от рафаэлевого образца. В чертах её, по-восточному выразительных, скрываются некие излишество и пресыщенность. Я переступил порог её салона по рекомендации маэстро Паисиелло, желающего найти для меня источник надёжного дохода, чтобы мои труды по написанию музыки не испытывали материальных забот, обычных в жизни начинающего композитора.

Августа: Дементий, пожалуйста, не извиняйтесь, а изложите свой визит.

Чимарозо: Приглашение, по которому мы явились к донне Велате, было на гербовой бумаге с двуглавым орлом и подписано Елисаветой Второй, русской принчипессой и наследницей престола.

Августа: Ах, какая низость. Продолжайте, прошу вас.

Чимарозо: Мы явились в назначенное время в гостиницу «Ривьера»…

Августа: В «Ривьеру»? На набережной? Неужели она остановилась там? Значит, донна Велата видела вчерашний утренний спектакль, устроенный графом Орловым?

Чимарозо: Конечно, милостивая Елисавета. Ведь даже мертвец вскочил бы из гроба от пушечного грохота русской эскадры. А уж в её покоях, выходящих окнами на Кратер, всё было затянуто пороховым дымом, и разбилась половина хрустального сервиза.

Августа: Это значит, что она была свидетельницей того, как граф Орлов сопровождал меня, и знает о том, что его оглушительное появление было демонстрацией того, что я, настоящая дочь покойной императрицы, нахожусь под защитой российского флота?

Чимарозо: Да, сиятельная Елисавета, она видела всё это.

Августа: Хорошо, Дементий, пожалуйста, продолжайте дальше.

Чимарозо: Её салон полон разношёрстной толпы, привлечённой дикой красотой донны Велаты и расчётами на дармовую наживу. Все разговоры, услышанные мною, касались только двух тем: слепого обожания хозяйки и мстительной ненависти к России.

Августа: Дементий, пожалуйста, поведайте только о ней.

Чимарозо: Маэстро Паисиелло представил меня донне Велате, она взяла меня за руку и, со словами: «Маэстро, я рада видеть вас своим наставником», взглянула мне в глаза… Глаза её, ярко-зелёные, большие, миндалевидного разреза, производят ошеломляющее впечатление соприкосновения с неким невиданным сказочным существом, а небольшая неправильность, или, вернее сказать, чуть заметное косоглазие, делают её взгляд трогательным, захватывающим чувства. Признаться, меня, человека богобоязненного и глубоко верующего, взгляд её не столько поразил, сколько напугал и отвратил от неё. Мне кажется, люди порочные и неправедные должны намертво, навсегда подпасть под её дьявольские чары. Она несёт в себе нечто фатальное, порочное, нечистое.

Августа: Но как же ей верят все, встреченные ею? Ведь не все люди порочны.

Чимарозо: Честных праведных людей много, но они не попадают в её круг, ибо господь во имя спасения невинных душ бдительно следит, чтобы их пути не пересекались.

Августа: Вы сейчас так решили, Дементий?

Чимарозо: Нет! Я сразу же решил про себя, что больше не появлюсь на её пороге, и, как бы почувствовав это, донна Велата попросила меня написать для неё сонату. Я пообещал и вскоре откланялся, кляня себя в душе за то, что побывал у неё.

Августа: Значит, вы больше не появитесь у своей новой ученицы?

Чимарозо: Боже упаси меня от такого неблагочестивого поступка.

Августа: Дементий, мне хотелось бы, чтобы вы продолжили посещать её и затем сообщали о том, что происходит в её салоне.

Чимарозо: Скрепя сердцем, я не могу отказать вам в этой просьбе, но… Мне придётся написать в честь неё сонату, а я ни за что не смогу этого сделать. Или же выйдет из-под моей руки апокалипсистичная пиеса, за которую церковь предаст меня анафеме, а честные люди отвернутся и никогда не подадут руку.

Августа: Тогда возьмите эту сонату и отнесите ей.

Она берёт с клавесина манускрипт и протягивает Чимарозе, но тот отшатывается.

Чимарозо: Как так? Это совершенно невозможно!

Августа: Почему же? Возьмите эту сонату и преподнесите ей, коль вы хотите сделать мне приятное, Дементий.

Чимарозо: Но ведь она подписана вам, сиятельная Елисавета. От всего сердца!

Августа читает обложку манускрипта.

Августа: «Соната ля минор. Прекраснейшей из прекраснейших, сверкающей Полярной звезде, юной русской принчипессе Елисавете»… Всё правильно. Это написано о ней. Дементий, ваша ученица будет польщена такой изящной дарственной надписью.

Чимарозо: Святой отец! Отпусти мне грех, на который иду с чистыми помыслами. Я преподнесу ей сонату, но не этот манускрипт, а его копию.

Августа: Тогда, Дементий, садитесь и сейчас же перепишите её. А затем, с богом, отправляйтесь.

Чимарозо, беспрестанно крестясь, кое-как усаживается за столик и пишет. Августа садится за клавесин и играет.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ