Две Елисаветы, или Соната ля минор. Судьба твоя решится при Бородине. Две исторические пьесы

Шувалов: Нет вам пути назад на родину, по крайней мере, в близком будущем. Ведь только-только замирили турок и поляков, бунт мужицкой черни ещё не до конца потушен, шведы снова волком смотрят и что-то замышляют. Следует нам с вами терпеть. Или разве что случится что-то непредвиденное. Но страшно даже думать о таком.

Августа: Отец, простите меня. И, пожалуйста, проследите, чтобы маэстро Чимарозо не терпел нужды, а имел всего в достатке для своего творчества и приятного времяпрепровождения.

Шувалов: Будьте спокойны о столь дорогом вам маэстро, ваше высочество. Две оперы его, «Экстравагантный граф» и «Мнимая парижанка», были признаны достаточно забавными, но не столь выдающимися, чтобы наполнять кассы театров, и потому были сняты с афиши. Но, коль будет вам угодно, мы можем и их сыграть здесь, на Капри, в своём имении, дабы вы изволили быть довольными и не рвались столь сильно на большую землю.

Августа бросается на шею Шувалову.

Августа: Отец, спасибо вам! Пожалуйста, позабудьте весь тот вздор, что я наплела вам. Позабудьте, пожалуйста, девичьи фантазии. И последнее, батюшка…

Шувалов: Да-с, милая Августа, повелевайте.

Августа: Батюшка, при императорских театрах есть тенор Иван Шувалов. Какое он имеет отношение к нам?

Шувалов: Гм… Никогда я не осмеливался упоминать при вас о нём. Бог знает, откуда вы прознали. Он ваш брат, Августа. Но не по царственной матушке вашей, а за десять лет до вашего появления на свет, когда я был ещё совсем молодым, очаровала меня прелестная и бойкая танцорка. Кхм… Ваш брат был определён в театральную школу, ибо у него обнаружился голос необыкновенной красоты, то, что называется большим голосом. Кхм… Я так боялся, что сия новость принесёт вам расстройство.

Августа: Но ведь он мне брат, батюшка. Как можно быть расстроенной столь радостной вестью? Ах, как я люблю его и мечтаю увидеть, дабы выразить ему свои преданные чувства. А можно ли его, отец, выписать сюда, на Капри?

Шувалов: Нет, ваше высочество, это никак невозможно. Императрица ни за что не отпустит его, тем более, сюда. Ибо не в её характере держать семьи в одном месте. Я даже не буду просить об этом, дабы не вызвать её высочайшего гнева.

Августа: Спасибо, батюшка. Люблю я вас нежно и желаю вам спокойствия и заслуженного вознаграждения за ваши непрестанные труды.

Шувалов: Прошу вас, ваше высочество всегда помнить, что вы есть внучка Петра Великого, императора и самодержца всероссийского, чья слава достигла небес и останется во веки веков в памяти благодарных потомков.

Чимарозо встаёт с поклоном.

Чимарозо: Ваше высочество, ваша высочайшая просьба исполнена…

Августа: Отлично, мой учитель. Сейчас вас ждёт быстрокрылый люгер, который вмиг донесёт вас до Неаполя. Возвращайтесь завтра пораньше с новостями!

Августа срывает несколько цветков и вручает Чимарозе. Шувалов и Чимарозо кланяются и выходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Входит Иоанна.

Иоанна: Матушка, поди, устали вы, отдохните, прилягте на кушеточку. А я расчешу ваши прекрасные волосы, полные золотого солнечного света, и почитаю святцы.

Августа: Отчего же мне устать, милая Иоанна? Чай, не пашу я землю, не сею хлеб, не тащу полный невод, а словно птичка небесная сыта и пою с утра до ночи! Жизнь моя праздная. Грех это, Иоанна.

Иоанна: Не то для вас правда, царевна. Грех в другом, когда сладко, а человеку падко. Я об этом молодом италианце. Сама я италианка, и знаю этих молодых неаполитанских синьоров, безденежных, но с большими надеждами. Все эти лаццарони, рыскающие в поисках богатых иностранцев, а особенно иностранок. Все эти услужливые чичерони… Одолели черти святое место.

Августа жестом прерывает её.

Августа: Бог с тобою, Иоанна. У тебя снова дурное настроение. Лучше обними меня, старая дева, а я тебя поцелую.

Иоанна: Два часа сидел здесь этот рагаццо, песни пел, музыку играл, беседы вёл.

Иоанна продолжает недовольно бурчать, а затем поёт со смыслом.

Много роз красивых в лете,

Много беленьких лилей,

Много есть красавиц в свете,

Только нет мне, нет милей,

Только нет милей в предмете

Милой Лизаньки моей.

Есть ли б сам Амур был с нею,

Он её бы полюбил,

Позабыл бы он Психею

И себя бы позабыл,

Счастлив участью своею,

В век остался бы без крыл.

В ней приятны разговоры,

В ней любезны поступь, вид,

Хоть привлечь не тщится взоры,

Взоры всех она пленит,

Хоть нейдёт с другими в споры,

Но везде любовь живит…

А чем это всё закончится? Известно, чем! Надо бы отказать ему и больше не пускать на порог.

Августа: Побойся бога, Иоанна! Ты оскорбляешь не его, а меня.