Две книги о войне

Я и в этом случае завидую солдатам: по мягкой проселочной дороге куда приятнее ехать, чем по гати.

Оказавшись в тишине и в одиночестве, я чуть ли не засыпаю и от тихого шелеста дождя, и от мерного пе­рестука копыт. Может быть, потому мне таким силь­ным кажется взрыв, вдруг раздавшийся впереди? Мой жалкий конь шарахается в сторону, сбросив меня в канаву, и с удивительной прытью несется обратно по дороге.

Я вылезаю из канавы и бегу к месту взрыва на про­селочной дороге. Там зияет широкая воронка от про­тивотанковой мины.

Я долго смотрю по сторонам. Ни телеги, ни людей, ни лошади.

Только потом, оглядевшись вокруг, я вижу на од­ной из сосен изрешеченную осколками плащ-палатку, и метров за сто, на другой — покачивающееся на вет­ке колесо.

А мелкий осенний дождичек идет не переставая.

«Милый варвар»

Немцы ушли на другой берег, разобрали настил на мосту, и теперь, словно позвоночник ихтиозавра, из воды торчали концы свай, скрепленных поверх широ­кими лежнями.

Все попытки наших саперов восстановить мост ни к чему не привели. У них не было и понтонов для на­водки переправы. Берег обстреливался вражеской ар­тиллерией, прочесывался огнем автоматчиков. Укры­вались саперы за пригорком перед мостом, где они прорыли траншею в виде подковы...

После долгих раздумий командир роты, пожилой инженер из запаса в звании техника-лейтенанта, при­нял план восстановления моста, предложенный сер­жантом Разводовым, показавшийся ему хотя и тяже­лым по выполнению, но наиболее разумным, и отпра­вил сержанта на день в тыл.

Разводов был исполнительным командиром отделе­ния — и только. Ничем особенным он не проявил себя

за месяцы войны. Сапер как сапер. До войны, говорят, Разводов в колхозе плотничал, рубил избы. Если чем и был он известен в роте, так это своей варварски тягу­чей речью: о чем бы сержант ни рассказывал, слушать его всегда было пыткой. И солдаты шутя его называ­ли — «милый варвар».

Командир роты не любил Разводова, редко с ним разговаривал. К тому же у него в последнее время по­баливало сердце, и он оберегал себя от лишних волне­ний.

На другой день, к обеду, сержант вернулся из тыла. Вместе с ездившими с ним саперами он ползком до­брался до изрытого траншеями пригорка перед мос­том. На поляне над картой лежал командир роты.

Ваше приказание выполнено, товарищ техник- лейтенант. Привезли сто бревен. Подтоварник, но круп­ный. .. — шепотом произнес подползший Разводов и по-приятельски подмигнул...

Командир роты, человек строгих правил и ирони­ческого склада ума, впервые как-то внимательно взгля­нул на сержанта, на его грубоватое, скуластое лицо с глубоко сидящими зелеными глазами, и сказал:

Вижу, вижу по вашим лицам, что съездили не зря.

Вроде бы... как это сказать? .. Вроде бы и ни­чего съездили, — после долгого раздумья ответил Раз­водов. — Значит, мы прежде всего заехали на стан­цию. .. на эту... ну, как она называется? — обернул­ся он к рядом лежащим на траве саперам. — На бук­ву «эн» начинается...

Саперы стали вспоминать. Наконец вспомнили: Надеждино!

Вот-вот, — обрадовался Разводов. — Первым де­лом мы, конечно, стали искать коменданта... Не по­мню только фамилии... Как будто бы в ней было что- то заводское... такое...

Слушая сержанта и наблюдая за ним, командир роты стал багроветь.

А Разводов морщил лоб, щелкал пальцами и ни­как не мог вспомнить фамилию коменданта! Саперы знали по опыту, что пока он не вспомнит, то и расска­зывать дальше не будет, а потому все поспешили ему

на помощь — и те, кто ездил за бревнами, и те, кто, высунувшись сейчас из траншеи, слушал сержанта...

Слесарев? .. Токарев? .. Стамескин? .. Верста­ков? .. — И еще десяток разных фамилий, как в «Ло­шадиной фамилии» Чехова, выкрикивалось со всех сторон. И наконец: — Вагранкин? ..

Вот-вот, Вагранкин! — невозмутимо подтвердил Разводов. — Посоветовал мне комендант заехать за бревнами на соседнюю станцию, говорит, там большой лесной склад... на станцию из четырех букв... Ну, как она называется? ..

Переглянувшись и тяжело вздохнув, саперы нача­ли подсказывать ему сотню названий из четырех букв, хотя и фамилии и названия станций не имели никако­го отношения к тому, что Разводов хотел добавить к своему плану восстановления моста.

К черту! — в ярости вскочил на ноги техник- лейтенант. — Хватит с меня этой пытки! ..

С того берега раздалась автоматная очередь, уда­рил снайпер. Но пули, к счастью, миновали командира роты. Упав на траву, он погрозил сержанту кулаком:

Ты понимаешь, у меня не железное сердце! ..

Пожав в недоумении плечами, Разводов стал отпол­зать от пригорка. За ним, сдерживая смех, поползли саперы...

А вечером сержант Разводов снова пришел к при­горку перед мостом. На этот раз он с напарником нес на плече бревно. За ним молчаливой вереницей осто­рожно ступали в темноте саперы его отделения. Нача­лась подготовка к восстановлению моста.

Когда все сто бревен были сложены на поляне за скатом пригорка, Разводов и трое его товарищей сапе­ров легли на землю на расстоянии двух шагов друг от друга. Четверо других саперов подняли бревно и мед­ленно опустили им... на шею.