Вскоре должен был состояться судебный процесс, якобы беспристрастный. Вероятно, Елизавета не кривила душой, когда говорила, что ее цель при назначении членов комиссии — положить «конец разногласиям, спорам и противоречиям, возникшим и не ослабляющимся, между ее дорогой сестрой и кузиной, Марией, королевой Шотландии, и ее подданными». Но трибунал, созванный Сесилом, был больше похож на специальный суд, предназначенный для того, чтобы доказать виновность Марии в заговоре с целью убийства Дарнли. Судьями должны были стать герцог Норфолк, граф Сассекс и ветеран шотландской политики сэр Ральф Садлер, бывший секретарь Генриха VIII и посол в Эдинбурге.
Гениальная идея Сесила состояла в том, что при рассмотрении «писем из ларца» Елизавета будет выглядеть непредвзятым арбитром, тогда как в действительности ее убедили назначить комиссию, которой дано право объявить их подлинными или фальшивыми и таким образом определить степень вины Марии. Мария не хотела признавать законность трибунала, но находилась не в том положении, чтобы спорить. Она надеялась, что тщательное изучение документов снимет с нее все обвинения, поскольку считала письма явной подделкой. Она восприняла назначение герцога Норфолка как добрый знак, поскольку тот не скрывал своего враждебного отношения к лордам конфедерации, называя их врагами монархии. Поэтому Мария признала полномочия трибунала и назначила своих адвокатов, хотя официально не соглашалась с правом Елизаветы держать ее в Англии или судить.
Трибунал начал работу 4 октября в Йорке, и первым слово предоставили защитникам Марии, которые выдвинули свои обвинения против Морея и лордов конфедерации. Они протестовали против «великих обид, несправедливостей и ущерба», нанесенных Марии и ее верным подданным мятежными лордами, и обращались к Елизавете как к уважаемому и беспристрастному арбитру. Если у Морея и его союзников есть какие-либо доказательства, заявили адвокаты, их следует представить в письменном виде для должного изучения и опровержения.
Затем наступила очередь Морея. Не удивительно, что он не горел желанием настаивать на обвинении в убийстве или предъявлять собранные доказательства. Он подстраховывался, опасаясь гнева Елизаветы, если он обвинит свою сестру в убийстве и супружеской неверности, но не сможет этого доказать. Морей также хотел получить гарантии, что если ему удастся доказать вину Марии, то она больше не вернется на шотландский трон.
Именно это было главным. Морей боялся, что даже если он
На английских судей тактика Морея не произвела впечатления. Обвинения были шокирующими, но принадлежали ли письма Марии? Судьи не увидели никаких доказательств. Самый несговорчивый из них, граф Сассекс, прямо предупреждал об этом Сесила. 22 октября он писал: «Если противная сторона обвинит ее в убийстве, предъявив письма, то она будет все отрицать и обвинит большинство из них [то есть лордов конфедерации] в явном согласии на убийство, что будет трудно опровергнуть». Сассекс понимал, если Морей и его делегация представят «письма из ларца», адвокатам Марии будет достаточно лишь отрицать, что письма принадлежат ей. И она сможет коренным образом изменить ситуацию, обвинив мятежных лордов в убийстве Дарнли. Тогда в роли подсудимых окажутся лорды, а не Мария. И поскольку в деле замешаны большинство из ее обвинителей, то Морей проиграет.
Норфолк беспокоился еще больше. «Это дело, — объяснял он Сесилу, — самое сомнительное и опасное из всех, что мне приходилось рассматривать». Адвокаты Марии уже намекали, если «письма из ларца» будут официально предъявлены суду, она потребует личного присутствия на заседаниях. Норфолка шокировали выводы из второго письма (длинного «письма из Глазго») и шестого письма (самое убедительное из трех писем о «похищении»), но совершенно очевидно, говорил он, что лорды не заинтересованы в справедливости, а «ищут только своей личной выгоды». В своем стремлении защитить себя «они не заботятся о том, что станет с королевой или королем!». План Сесила начинал рушиться. Судя по заявлениям Сассекса и Норфолка, английские судьи понимали, что многие из обвинителей Марии были соучастниками убийства Дарнли, и меньше всего Морею хотелось, чтобы это стало известно.