Жаль, что Мария этого не знала, но Елизавета была в целом согласна с ней. Елизавета присутствовала в Хэмптон-Корте в первый день заседаний комиссии, но считала себя всего лишь «наблюдателем». Она полагала, что королева не вправе судить равного себе суверенного монарха. По ее собственным словам, цель этих слушаний состояла в том, чтобы «ясно понять истинность обвинений против королевы Шотландии», но «без предвзятости к той или другой стороне». Когда этого не произошло, а Сесил составил протоколы, указывающие на вину Марии, Елизавета внезапно объявила об окончании слушаний. Она отказалась встречаться с Марией, но заявила, что поскольку та не желает отвечать на обвинения, судебное разбирательство откладывается на неопределенное время. Именно это и произошло. К Рождеству 1568 г. Марию не признали невиновной, но и не осудили. Возникла неопределенность. Никакого вывода о подлинности «писем из ларца» сделано не было. Елизавета руководствовалась принципами естественного права. Действия Сесила были крайне предвзятыми, и Мария имела право изложить свою точку зрения перед судьями. Единственное, чего
Но Мария посчитала это оскорбительным. Получалось, что Елизавета ставит себя выше ее. Она была убеждена, что кузина поступает с ней несправедливо. «Ах, мадам, — спрашивала она, — приходилось ли Вам слышать, что правителя лишают возможности лично выслушать слова тех, кто жалуется на ложные обвинения?» Мария советует Елизавете не верить, что она бежала в Англию, чтобы спасти свою жизнь. Ее цель — восстановить свою честь, получить поддержку и покарать мятежников. Она не позволит «судить себя наравне с ними». Она никогда так не унизится. Она всегда считала английскую королеву «ближайшей родственницей и верным другом». Она полагала, что Елизавета почтет за честь, когда ее назовут «вернувшей королеву», и надеялась на доброе отношение. Теперь Мария видит, что ошиблась. А Сесила она считает самым главным и безжалостным противником. За всем этим стоит он. «Вы говорите, — упрекала она Елизавету, — что в этом деле советовались с самыми знатными персонами. Упаси Господь, чтобы я стала причиной Вашего бесчестья, тогда как мои намерения были прямо противоположными».
Мария реагировала на события единственным способом, который ей был доступен в условиях неволи: точно так же действовал бы ее дядя, кардинал Лотарингский. Она написала Филиппу II, главному защитнику католиков в Европе, заявив о своей невиновности и обратившись за помощью. «Меня лишили свободы и тщательно стерегут», — жаловалась она. Поэтому она хочет, чтобы все католические правители знали, что она «послушная, смиренная и преданная дочь святой католической римской церкви, которая будет жить и умрет в истинной вере, каково всегда было мое намерение». Письмо было всего лишь пробным шаром, но указывало на серьезное изменение ее позиции, поскольку Мария всегда — если не считать краткого периода перед убийством Риццио — считала религиозный компромисс краеугольным камнем своей политики. Приближался тектонический сдвиг, который обесценит ее родственные связи с Елизаветой, свяжет ее судьбу с папой и Филиппом II, и в результате угроза «безопасности» Елизаветы и протестантизму станет самой сильной с тех пор, как Мария вернулась в Шотландию.
Мария была обескровлена Сесилом, но не смирилась. Близился новый этап ее жизни, совсем не похожий на прежние.
27
Королева в неволе
Когда Елизавета отвергла требование Марии о личной встрече, а Мария отказалась обсуждать «письма из ларца» через посредников, возникла тупиковая ситуация. Слушания не возобновлялись. Никакого решения принято не было. Мария не выиграла, но и не проиграла, если не считать того, что Елизавета уступила настойчивым требованиям Сесила и с неохотой признала Морея регентом Шотландии. В противном случае в стране образовался бы вакуум власти. Но Елизавета по-прежнему не доверяла Морею. От него откупились займом в размере 5000 фунтов, что, по его мнению, было прискорбно мало. Несмотря на то что его сестру удалось отстранить от власти, она оставалась живой и здоровой — королевой в изгнании, обвинения против которой не доказаны. Елизавета питала такое уважение к идее монархии, что заставила всех судей трибунала поклясться, что они сохранят тайну. Что касается общественного мнения Англии, то для него «письма из ларца» просто не существовали.