Две королевы

Несмотря на отсутствие денег, пока не поступила очередная сумма личного дохода как вдовствующей королевы Франции, Мария делала вид, что ничего не произошло. В первые полгода она почти не пользовалась косметикой, но по-прежнему тщательно следила за одеждой и прической. Когда она отказалась носить чужую одежду, покорный Ноллис отправил курьера, чтобы забрать ее гардероб из замка Лох-Ливен, а также попросил Морея прислать ее карету и платья из Эдинбурга. Королевские покои Холирудского дворца были разграблены людьми Мортона, и оттуда прислали лишь комплект сорочек, несколько пар надушенных перчаток и часы, но из Лох-Ливена прибыли пять повозок и четыре вьючные лошади с одеждой и личными вещами. Это было лишь начало; вскоре Мария заказала замену утраченному, и через год при переезде с места на место для ее вещей требовалось около тридцати повозок.

Когда приехала Сетон, Мария снова стала выглядеть как королева. Ее волосы требовали заботы, потому что она коротко постригла их во время поспешного бегства после сражения у Лангсайда, чтобы ее не узнали. Ноллис слышал, как она хвалила самую преданную из своих Марий, называя ее «лучшим „busker“», то есть лучшим женским парикмахером, которого можно найти во всех странах. Она умела все. «Среди прочих милых вещей… она так завивала волосы королевы, что они казались очень изящным париком[95]». Каждый день она делала Марии новую прическу, «без всякого ущерба, чему она была чрезвычайно рада».

Двадцать шестой день рождения Мария провела у лорда Скроупа в замке Болтон, уединенном месте на неприветливой возвышенности, откуда открывался живописный вид на долину Уэнслидейл в северном Йоркшире. Ее перевезли сюда из Карлайла в июле 1568 г., приблизительно через две недели после того, как Сесил принялся внимательно изучать досье Бьюкенена. За день до ее дня рождения, 8 декабря, Морей предъявил оригиналы «короткого» и «длинного письма из Глазго» в Вестминстере.

Замок Болтон больше напоминал убежище, чем тюрьму. Лорд Скроуп был главным английским чиновником, отвечавшим за западную часть границы с Шотландией. Обязанности требовали его присутствия в Карлайле, и он регулярно уезжал из дома. Марию развлекала леди Скроуп, сестра герцога Норфолка. Она была католичкой и симпатизировала Марии. Как и брат, она была невысокого мнения о Морее, и Марии, вероятно, пригодилось плечо, на котором можно было поплакать после того, как комиссии были предъявлены «письма из ларца». Более того, дом леди Скроуп был теплым и комфортным. В жилых комнатах холодного и сырого замка имелось центральное отопление, одна из первых таких систем в Британии. Но Марии не позволили долго оставаться здесь. Через несколько месяцев ее снова перевели в более надежное и суровое место. Сесил опасался не только влияния леди Скроуп; его очень беспокоило, что замок находился в непосредственной близости от границы и моря. Он принял меры, чтобы Мария не попыталась сбежать.

В конце января 1569 г. ей пришлось совершить длительное путешествие на юг, в замок Татбери в Стаффордшире; путь пролегал по крутым и утопавшим в грязи тропам Йоркшира и Дербишира и занял десять дней. Татбери находился в центральных районах Англии: достаточно далеко, чтобы затруднить католикам с севера страны попытку вызволить Марию, и в то же время на значительном удалении от Лондона и портов, что делало бегство маловероятным.

Марию принял Джордж Толбот, граф Шрусбери, который будет ее тюремщиком следующие пятнадцать лет. Он был одним из самых знатных приближенных Елизаветы, вторым по рангу после герцога Норфолка, и идеальным с точки зрения английской королевы кандидатом для ведения дел с католической королевой в изгнании. Он был протестантом, но сменил веру лишь недавно, и лучше других понимал противоречия, с которыми придется столкнуться в отношениях с Марией. Он должен был добиться ее покорности, но уж точно не расположения. Он присутствовал на последних заседаниях созданного Елизаветой трибунала и знал об обвинениях Морея и о «письмах из ларца». Мария никогда не делала тайны из своей католической веры и связей с Гизами, а также своего желания перехитрить тех, кто держит ее в неволе; она постоянно была средоточием слухов, сплетен и намеков.