Особенно сильной была ее тоска по сыну. Она ничего не знала о нем, за исключением того прискорбного факта, что он воспитывается ее врагами, причем в протестантской вере. Ей не позволяли писать ему, и за все годы своего заточения она не получила ни одного письма от сына или его опекуна. Первое письмо Джеймса матери, по всей видимости, было написано в марте 1585 г., когда ему исполнилось восемнадцать[97]
. За два или три года до его получения Мария не выдержала. Она больше не могла сдерживать свои чувства: «Разве это справедливо, что мне, матери, запрещено не только дать совет и утешение своему угнетаемому сыну, но также знать, в каком бедственном состоянии он пребывает?» Мария очень хотела увидеть Джеймса, о чем свидетельствует одна вещь, с которой она не расставалась до самого последнего дня жизни. Это был тонкий золотой футляр с откидывающейся крышкой, который в посмертной описи ее имущества указан как «книга из золота с эмалью, содержащая портреты покойной королевы, ее мужа и сына». Естественно, она хотела всегда иметь при себе миниатюру с портретом сына, но тот факт, что в том же футляре хранился ее портрет и портрет покойного мужа, должен вызывать удивление — если она организовала убийство Дарнли.Проблемы со здоровьем Марии усугублялись отсутствием поддержки из Франции. По прошествии двух лет она выказала невиданное смирение, заклиная Екатерину Медичи пожалеть ее. Она умоляла самую черствую из своих бывших свекровей «прислушаться к этой скромной просьбе о помощи Шотландии». В письме Карлу IX с рекомендацией слуге для зачисления в
За все годы, проведенные в неволе, у Марии не отмечалось практически никаких признаков острой перемежающейся порфирии, которой, по мнению некоторых врачей, она страдала[98]
. Ее болезни были обусловлены по большей части малоподвижным образом жизни, стрессом и депрессией. Спасаясь от меланхолии, Мария носила аметистовый перстень, который, как она утверждала, обладает магическими свойствами «contre la melancholie» (против меланхолии). Своему послу в Париже она писала, чтобы он достал «митридат», вещество, которое, по слухам, служило универсальным противоядием и мгновенно излечивало болезни. Она просила его найти «частицу рога единорога высшего качества, поскольку я очень в нем нуждаюсь». Рог единорога был дорогим мошенническим снадобьем, пользовавшимся особой популярностью среди королевских особ того времени. У Генриха VIII всегда имелся его запас в виде мазей и бальзамов. На самом деле снадобье изготавливали из рога носорога или бивня нарвала, но приписывали ему чудодейственную силу.Мария очень хотела вырваться из замкнутого пространства, понимая, что будет чувствовать себя гораздо лучше. Впервые она попросила разрешения поехать на воды в Бакстоне в 1572 г. Целительные свойства тамошних горячих источников были известны еще со времен Римской империи. Роберт Дадли, граф Лестер и другие придворные регулярно посещали курорт, что создавало в городе космополитичную атмосферу и удовлетворяло желание Марии попасть в более широкий и изысканный мир. По иронии судьбы она дважды сталкивалась там с Лестером, наконец увидев все еще влиятельного фаворита Елизаветы, которого та почему-то предложила ей в мужья. Существовала также вероятность встретиться с самой Елизаветой. В июле и августе 1575 г., когда летнее путешествие английской королевы привело ее в центральные графства и затем в Стаффордшир, двух «сестер» и «кузин» разделяло лишь несколько миль. Елизавета не рискнула встретиться с Марией, поскольку всегда боялась проиграть в споре. Узнав, что Мария приехала на воды, Елизавета поспешно изменила свои планы.
В период с 1573 по 1584 г. Мария не одно лето провела в Бакстоне. Ей так нравилось на курорте, что заботливый Шрусбери построил для нее уединенный дом. Поначалу он не хотел отпускать Марию на воды — из соображений безопасности. Зачем ей горячие источники, если она и так регулярно принимает ванны с травами и даже использует дорогое белое вино в качестве тоника для лица? Просьбу Марии передали Елизавете, которая адресовала ее Сесилу, а он, в свою очередь, Тайному совету, откуда она снова вернулась к королеве. Пока тянулась эта бюрократическая процедура, Марию перевезли в Чатсуорт, на пути в Бакстон, где в конечном счете и было получено разрешение.