Мы пастухи деревьев, мы старые энты. И нас осталось мало. Овцы уподобляются пастухам, а пастухи овцам. Энтам нравятся эльфы, меньше интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне от них. И, однако, энты больше похожи на людей, они скорее склонны к изменениям, чем эльфы, они быстрее принимают цвет окружающего, так можно сказать. Некоторые из моих родичей ныне очень похожи на деревья, и нужно что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят лишь шепотом. Но некоторые из моих деревьев могут сгибать ветви и разговаривать со мной. Эльфы, конечно, начали будить деревья, учили их говорить и сами учились языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые эльфы. Но потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за Море или бежали в далекие долины и спрятались там, и пели песни о днях, которые больше не вернутся. О, когда-то давно сплошной лес стоял отсюда до гор Луне, и это был лишь восточный его край.
Какие то были дни! Я мог целый день ходить и петь, и слышал только эхо собственного голоса в холмах. И леса были подобны лесам Лотлориена, только гуще, сильнее, моложе. А аромат в воздухе! Я по целым неделям только и делал, что дышал.
Древобородый умолк и продолжал идти, бесшумно переступая своими большими ногами. Потом снова начал бормотать про себя, и постепенно бормотание превратилось в песню. Вскоре хоббиты начали разбирать слова.
Песня кончилась, а он все шагал, и во всем лесу не раздавалось ни звука.
День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов деревьев. Наконец хоббиты смутно увидели перед собой круто поднимающуюся каменистую землю. Они приблизились к подножию гор, к зеленому основанию высокого Метедраса. Шумно прыгая с камня на камень, навстречу им катил свои воды по склону Энтвош. Справа поднимался длинный склон, покрытый травой, серебрившейся в сумерках. Ни одного деревца здесь не росло, и склон был открыт небу. Звезды посверкивали в разрывах между облаками.
Древобородый поднимался по склону, не замедляя шага. Внезапно хоббиты увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли здесь с обеих сторон, как живые столбы, но, кроме перекрещивающихся и переплетающихся ветвей, ничто не закрывало проход между ними. Когда старый энт приблизился, деревья подняли свои ветви и кроны их задрожали. Это были вечнозеленые деревья, чьи листья, темные и полированные, сверкали в сумерках. За ними открывалось широкое ровное место, напоминающее огромный зал, устроенный прямо в склоне холма. С двух сторон вздымались на высоту в полсотни футов скалы, и вдоль каждой из них рядами стояли деревья: чем ближе к скале, тем более высокие.
В дальнем конце одной из скалистых стен была ниша, вроде зала поменьше, с полукруглым сводом. А все помещение укрывали сверху лишь ветви, оставляя узкий просвет посредине. Маленький ручеек, сбегая со скал, превращался в занавес из капель возле входа в маленький зал. Серебристая капель со звоном падала на землю. Вода собиралась в каменной чаше среди деревьев, а уж оттуда струилась к выходу, чтобы соединиться с Энтвошем в его путешествии по лесу.
— Хм! Вот мы и пришли!— обрадовался Древобородый, нарушая долгое молчание. — Я принес вас сюда за семь тысяч энтских шагов, но сколько это будет в мерах вашей земли — не знаю. Во всяком случае, мы у подножия Последней Горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала бы как Желанный Зал. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.