Две луны

Да я и сам не предполагал полминуты назад, что схватка будет не на жизнь — а на смерть. Мне казалось: как всегда — настучу по головам, раздам пинков… Но дело дошло до пролития крови. И я не остановлюсь — пока не перережу всех бонхедов, как баранов, или пока субчики не побросают ножи и не сдадутся.

Секунды — на которую Адольф и «Удав» застыли, как под взглядом Медузы Горгоны — мне хватило, чтобы подобрать нож того нацика, которому я заехал коленом по мошонке.

«Удав» опомнился — и буром попер на меня. Я не растерялся — и молниеносно вонзил неонацисту нож в шею. «Удав» крякнул, захрипел — и рухнул подрубленной сосной. Кажется: у меня на счету второй труп.

У рыжего Адольфа глаза выкатились из орбит. Ошарашенно, ошеломленно он посмотрел на меня — и бросился к столу, на котором все еще стояла бутылка водки.

Поднялся с пола «Растопыренные уши». Достав нож — встал рядом с Адольфом.

— Сзади!.. — крикнула мне девушка из-за прилавка.

Я вовремя обернулся: бонхед с отбитой мошонкой как раз подкрадывался ко мне — чтобы ударить в спину.

Не знаю, в какой момент я превратился в гения дзюдо — но я схватил «Отбитые яйца» за руку и за ногу, оторвал от пола и швырнул в Адольфа и «Растопыренные уши».

Куча мала!.. Сбитые своим «летучим» товарищем — Адольф и «Растопыренные уши» с полминуты валялись на полу. Вставая — кто-то из неонацистов задел бутылку водки. Бутылка упала — и покатилась мне под ноги.

Тяжело дыша, с высунутыми по-собачьи языками — нацики (двое с ножами и один безоружный) смотрели на меня налитыми кровью глазами. Я вырвал из шеи «Удава» окровавленный нож — а в другую руку взял бутылку. Упершись спиной в витрину — я сверлил неонацистов взглядом.

— Ты… ты… — прохрипел Адольф, вытягивая в мою сторону руку с ножом, — ты убил наших братанов!.. Думаешь — после такого мы оставим тебя живым?!..

Голос рыжего сорвался на визг.

— Бросайте ножи и уносите отсюда зады, — прорычал я тигром, — если сами хотите остаться целыми.

— Что-о?!.. — взревел «Отбитые яйца». — Да ты знаешь, в какой фарш мы тебя превратим?!..

Я и нацистская троица начали медленно сходиться.

Когда расстояние между мной и супостатами сократилось до метра — «Растопыренные уши» сбоку бросился на меня…

И получил бутылкой по голове.

Осколки стекла и водочные брызги — разлетелись во все стороны. «Растопыренные уши» пошатнулся — и медленно осел. Волосы у него были в крови.

В руке у меня осталось отколотое горло бутылки — расходящееся несколькими стеклянными «зубами». Этим своеобразным оружием я ткнул «Отбитым яйцам» аккурат в левый глаз. И закончил дело — вогнав нацику нож в солнечное сплетение.

«Отбитые яйца» рухнул. А Адольф — дико, истошно закричав — ударил меня ножом. Паршивец метил мне в шею. Но я успел отодвинуться — и лезвие полоснуло по плечу.

Я повернулся к Адольфу. Наверное — мои глаза швырнули в этот момент снопы пламени. Потому что рыжий черт тонко взвыл — и, выронив нож из разжавшихся пальцев, ломанулся к выходу из столовой.

Уже распахнув дверь — Адольф обернулся через плечо и визгливо выдал:

— Вам это с рук не сойдет!.. Не надейтесь, кровавые убийцы славян!.. Я приведу моих соратников. Много соратников!.. И мы закопаем вас заживо!..

«Вас». Рыжий нацист — очевидно — имел в виду меня и смуглую девушку за прилавком; которая — вообще-то — была лишь безмолвной свидетельницей бойни.

Только сейчас я смог посмотреть на бедную продавщицу. Изящная восточная девушка — с бровями, точно нарисованными углем — трепетала, как зеленый листок на ветру. Боже, до чего она была красива!..

— Держитесь… — сказал я, утирая тыльной стороной ладони пот с лица. — Теперь… теперь все будет в порядке…

Я окинул столовую взглядом.

Похожие на дохлых рыб — на полу в неестественных скрюченных позах валялись четыре неонациста. Трое отморозков были мертвы. Четвертый — оглушенный бутылкой — мог быть жив. Здесь и там рассыпаны осколки бутылки. Растекалась прозрачная лужа водки.

— Вы ранены… — сказала девушка.

Мой изодранный рукав весь был пропитан кровью.

— Я достану аптечку, — сказала восточная красавица.

Девушка разрезала ножницами мой рукав. Обработала глубокие царапины какой-то жидкостью из флакончика — от которой слегка жгло и щипало. Затем хорошенько перебинтовала мне руку.

— Спасибо… — поблагодарил я. И спросил: — Как вас зовут?..

— Айжан…

— Айжан… — повторил я. И — чуть нахмурившись — сказал: — Вы работаете здесь — в столовой?.. Но вам лучше поискать новую работу. После… резни… вам опасно здесь задерживаться на лишнюю минуту.

— Опасно, — согласилась Айжан. — Я уеду отсюда — и больше тут не покажусь. Но… для начала нам надо замести следы… побоища. В подвале есть две канистры бензина.

Я мигом уловил замысел умницы Айжан.

Я собрал и рассовал по карманам ножи поверженных бонхедов. После чего мы облили все помещение бензином. Тут-то и пригодились спички, которые я — повинуясь чутью — привез в рюкзаке. Нескольких спичек хватило, чтобы поднялось жаркое рыжее пламя.

Успело заметно повечереть.