Две луны

Я и Айжан — стоя на обочине трассы — как околдованные смотрели на гигантский факел, в который превратилось здание столовой. Вьющиеся языки огня вырывались из окон. Черный дым клубился тучей. Пепел летел черным же снегом…

Теперь от четырех нациков останутся только обгорелые кости. Никто не докажет, что молодчиков закололи ножом. Куда правдоподобнее выглядит версия: балбесы перепили водки — и не убереглись от пожара.

Оставался — правда — живой свидетель. Адольф. И мое «мистическое чутье» подсказывало: с этим ублюдком я еще встречусь. Мое приключение не закончено. Я предчувствовал: настоящая опасность — еще впереди…

— Что… дальше?.. — тихо спросила меня Айжан.

— Я посажу тебя на автобус до Московии… — чуть глуховато ответил я, не заметив, что перешел на «ты».

— А ты?.. — Айжан подняла на меня свои большие агатовые глаза, в которых блестели слезы.

— Я должен еще кое-что… выполнить.

Как ни неубедительно было мое объяснение — Айжан приняла его. Она больше не спросила ни о чем — и опустила голову мне на грудь. Я погладил густые волосы Айжан — не думая о том, что «изменяю» Тие и Бхайми.

— Дай мне свой номер телефона… — прерывающимся голосом попросил я. — Я свяжусь с тобой… когда… когда все закончу.

Мы перешли на другую сторону трассы — и дождались автобуса.

Прощаясь — Айжан встала на цыпочки и потянулась губами к моим губам. Я обнял ее — и жарко поцеловал.

— Я буду ждать твоего звонка… — прошептала Айжан.

— Береги себя, — сказал я.

8. Побоище в лесу

Воздух давно был непрозрачным. Скоро должно было и вовсе стемнеть.

Посадив Айжан в автобус — я перебрался обратно через трассу и остановился перед окутанными дымом руинам «Душа-столовой». Несколько секунд я прислушивался к своему внутреннему голосу. Куда идти?..

«Лес», — стукнул меня по крышке черепа ответ.

За полем поднимался лес. С рюкзаком на спине, с шестью ножами в карманах — я направился туда.

Я вспомнил: пока ждал автобуса на Александровку — слышал, как пять нациков (четырех из которых я спровадил на тот свет) говорили о каком-то «Лагере». Не нарвусь ли я в лесу на целое осиное гнездо бонхедов?..

Всплыли в памяти сюжеты из новостей. Националистические отморозки — гордо именующие себя «истинными арийцами», «защитниками русского рода», «внуками Перуна» и проч. — собираются в лесах на многодневные шабаши. Упражняются в единоборствах, испытывают самодельные бомбы, отрабатывают военные маневры.

Вот оно что!.. Я начал соображать: возможно, предстоящий мне подвиг — это разгромить палаточный городок на полсотни нацистских головорезов. Похоже, меня ждет действительно тяжкое испытание. Неонацисты — враг посерьезнее, чем просто уголовники или даже чем молодчики из САГ. Я легко обратил в бегство толпу футбольных фанатов. Но вот с пятеркой бонхедов пришлось изрядно повозиться. Черти умудрились достать меня ножами…

И если в дебрях прячется не один десяток нациков…

Я утер пот со лба. Что бы там ни было — я буду драться, как барс. Хотя бы мне пришлось сложить буйную голову.

Когда я достиг леса — была уже ночь. Деревья — как бы нарисованные на занавесе тьмы еще более темной краской — казались причудливыми многорукими великанами. Стрекотало какое-то насекомое.

Я решил: шарить по ночному лесу в поисках лагеря националистов — не самое продуктивное занятие. Надо дождаться утра.

Я сел, упершись спиной в ствол березы. Передо мной был густой малиновый кустарник. Пристроив рюкзак между колен и вложив в руку нож — я попытался заснуть.

Спал я тревожно. Открывая глаза при малейшем шуме.

Ветер шелестел в кронах деревьев. Из кустов доносилось шебаршение. Должно быть — там возился еж или еще какой-нибудь зверек. Раздавалось уханье. Сова?.. Иногда хрустела ветка.

Проснулся я при первом чириканье утренних пташек. Проспал я — в общей сложности — часа три. И не чувствовал себя достаточно отдохнувшим. Плохо. Ведь мне — как подсказывало чутье — предстоит нелегкая битва.

Я подумал о Тие и Бхайми.

Бедные мои девочки!.. Я ведь им так и не позвонил. А здесь — в лесу — телефон не ловил. Наверное — мои красавицы строят десять тысяч предположений о том, куда я подевался.

Ну что же. Я еще обниму и успокою Бхайми и Тию. А пока я должен выполнить дело.

Стараясь не шуметь — я двинулся по лесу. Я крался неслышно — как рысь, которая подбирается к косуле. Ни один обломок сухого сучка не треснул под моим ботинком.

Скоро я услышал голоса.

На лесной тропинке — усеянной старой хвоей — показались два похожих на гоблина амбала с нашитой на рукава свастикой. Амбалы громко переговаривались — матерясь через слово — и собирали хворост.

Я сделался еще тише. Я скользил, как тень, как привидение.

Между деревьями показалась синяя и желтая ткань палаток. Преодолев еще пару десятков метров — я залег под темными коническими елями.