Две недели до Радоницы

Я повиновался. Взор закрыла пелена молочного цвета. Постепенно я различил обстановку. Я лежал на белоснежном кафельном полу в очень красивой ванной комнате. Прямо в глаза с потолка ярко светила лампочка. Пахло лавандой. Я с трудом поднялся на ноги. Тела не чувствовалось – словно я вдруг стал бестелесным духом. Но это было не самое страшное.

Напротив меня стоял он. Мило.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

«В чем дело? Не рад меня видеть?»

Нужно было просто игнорировать его. Я попытался отвлечься и вспомнить, почему я в ванной. На кафельной плитке под ногами были нарисованы ангелы и сердечки. Ничего не приходило в голову. Надо же – я мог вспомнить события многолетней давности, но не текущего дня. Да и день ли сейчас вообще?

«Потеря памяти – остаточный эффект после синтетика»

– Что?

Мило показал на белоснежную раковину туалетного столика у двери. Белая баночка с открытой крышкой. Внутри пусто. Неужели…

«Именно так. Весь пузырек проглотил»

Дьявольская улыбка на лице Мило. Если я действительно принял наркотики, то пути назад не было. Случилось то, чего я должен был не допустить любой ценой. Неожиданно в дверь громко постучали и раздался женский голос:

– Хэй, русек, живешь? Две годины там сидишь!

Голос я не узнал. Кто она? Промычал что-то положительное в ответ.

– Хвала братьям! Молвила Юлии, что не можна тебе столько давать. Чекаем на тебя, русек!

Ладно, кто бы ни была эта девушка, прежде чем выйти наружу, я должен избавиться от Мило. Это просто илллюзия, в конце концов. Я закрыл глаза и открыл глаза. Мило исчез. Вот и отлично.

«Но я здесь. И я вернулся насовсем»

– Нет. Тебя нет.

«Тогда с кем ты разговариваешь? Уж не с самим ли собой? Для этого в обществе спектакля есть ярлык. Шизофрения, если не ошибаюсь»

Хм, действительно. Я сел на пол и решил подождать. Голос в голове должен был уйти.

«Мы оба знаем, что этого не случится. Доза была слишком большая»

Надо всего лишь подождать, пока голос не затихнет. Спокойно подождать…

«Должен признать, ты меня разочаровал. Ты не видишь угрозы прямо под носом, плут»

– Я больше не плут.

«Ты забыл о своем предназначении. Ты бездействуешь, пока жизнь вокруг пожирает безразличный молох Спектакля»

– Возможно. Но в моей жизни будет больше проблем, если я начну слушать тебя.

«Ты должен вспомнить тот день. День, когда хотел помочь брату»

– Нет. Только не тот день.

«Нельзя забывать, как нужно обходится с тиранами»

– Еще как можно.

Я не удержался и рассмеялся. Как глупо это должно быть выглядело со стороны – сидит человек на полу и спорит сам с собой. Эта девушка за дверью наверняка подумает, что в ванной заперся псих.

Похоже, выбора у меня не было. Все равно: смиряться с мыслью, что Мило вернулся в мою жизнь, не хотелось. Пока это был лишь голос в голове, так что я мог его игнорировать. Вдруг он уйдет, если я вспомню? Читатель, прошу у тебя прощения за то, что скрыл эту часть своей биографии. Но теперь пришло время рассказать тебе о Мило.

Отступление второе

Плут спектакля

После пропажи отца во мне образовалась тягучая пустота, в которую проваливались все мысли и причины поступков. Мегаполис был идеальным местом, чтобы забыть свое прошлое. Не скрою, Москва манила. Я предвкушал суету огромной столицы, широкие возможности и запретные развлечения. Знание восточноевропейских языков открывало много дверей для работы. Однако я долго не выбирал – отправился на первый же отклик на «Хедхантере». Логистическая контора занималась продажей грузоперевозок. Мы звонили иностранным транспортным фирмам (в основном, польским) и за смешные суммы договаривались о перевозке грузов из Европы в Россию.

Каждый день босс фирмы приходил в новой спортивной обуви от самых известных торговых марок. Появлялся в офисе так, как звезда большого спорта приветствует своих поклонников – распахнув в стороны руки и широко улыбаясь. В одной руке он обычно нес сумку от «Гуччи», а в другой – ключи от машины. Ездил на стильном черном BMW X5. Конечно, его поза была невербальным сообщением: слушайте, что я говорю, работайте хорошо, и станете такими же успешными, как я.

Насколько сильно директор любил дорогие вещи, настолько же не любил людей. Презирал, прямо скажем. Каждую неделю он, вальяжно распластавшись на черном кожаном диване, проводил идеологическую установку для работников.