Две недели в другом городе

– Я отправлю его в лучшую школу. Гроутон или Эндоувер. Я знаю, слишком рано заявление подавать нельзя. Но я хочу, чтобы он ощущал привилегированность своего положения.

И вдруг за спиной Холта Джек заметил Веронику. Она шла вслед за метрдотелем, который вел ее к столику, расположенному в дальнем конце зала. Веронику сопровождал молодой, атлетически сложенный блондин, он держал девушку за локоть.

Ну конечно, испуганно подумал Джек, я должен был это предвидеть. Куда еще могли пойти молодожены, прибывшие в Рим на один день? Сядьте в темный угол, мысленно умолял их Джек. Там, где вы будете незаметны. Он посмотрел поверх стола на Брезача, который что-то увлеченно рассказывал Барзелли.

Вероника и блондин сели за маленький столик, расположенный за углом Г-образного зала. Джек облегченно вздохнул. Но затем он увидел профиль Вероники, появившийся из-за края стены в мягком свете одного из прожекторов. Джек понял, что она подалась вперед; теперь Вероника была видна из их части зала. На мгновение танцующие заслонили девушку, и она исчезла из поля зрения Джека.

– В недалеком будущем, – Холт развивал тему воспитания сына, еще не родившегося у смуглой неаполитанки, – хотим мы, американцы, этого или нет, но нам придется вести за собой мир – или хотя бы четверть, половину его.

Он говорил серьезным тоном. Чтобы подчеркнуть значимость произнесенных им слов, Холт опустил на запястье Джека свою руку – крупную, загрубевшую, созданную годами труда, не размягченную богатством.

– Мы должны сохранить планету узнаваемой. Конечно, мир изменится, но мы должны сберечь те ценности, которыми мы дорожим сейчас. И мы никогда не добьемся этого силой. Еще одна война, и сам Создатель не узнает свое творение. Мы должны будем добиться этого трудом, примером и убеждением. Странно, – сказал он, покачав головой, – мы, нация юристов, не способны уговорить иностранца не мочиться против ветра, нам приходится подкупать его или грозить водородной бомбой. Но это не значит, что мы должны перестать их уговаривать. Нет, сэр, – убежденно произнес он. – Это значит, что мы должны убеждать гораздо более эффективно. Чем образованнее человек, чем лучше он воспитан, тем легче ему убеждать. Я не могу похвастаться воспитанностью, я рос, как сорняк, и имею право так говорить. А если парень, европеец по происхождению, с прекрасными природными задатками… не теряющий связи с родиной, – мы проследим за этим… Возможно, мы с Мамой внесем некоторый вклад… – заключил он.

– Извините меня, – произнес Джек.

Он увидел спутника Вероники, вышедшего из-за стены; блондин направился мимо бара в сторону туалета.

– Я только что заметил друга, – сказал Джек, вставая.

Он знал, что Холт сочтет поведение собеседника грубым и обидится, но упускать момент было нельзя.

– Пожалуйста, извините. Я отойду на одну минуту. Надо поздороваться.

Стараясь не привлекать ничье внимание, Джек прошел вдоль площадки для танцев к бару. Брезач даже не взглянул на Джека. Когда танцующие оказались между Джеком и столом Холта, Джек заспешил к Веронике, одиноко сидевшей за столом; перед ней стоял бокал шампанского и ведерко со льдом. На девушке было кремовое платье из парчи, оставлявшее открытыми ее плечи, волосы Вероники были собраны в пучок, закрепленный сбоку на голове. Ее красота обрела оттенок холодной изысканности; Джеку девушка показалась почти незнакомой. Какие бы муки Вероника ни испытывала в начале этого вечера, их следы были стерты с красивого лица, которое она демонстрировала сейчас миру и своему супругу.

– Вероника, – тихо промолвил Джек, подойдя к столу, – что j ты здесь делаешь?

Она удивленно подняла голову.

– О, Джек, – сказала девушка.

Она испуганно посмотрела в сторону двери, за которой скрылся ее муж.

– Мой муж вернется через минуту. Я не могу говорить сейчас с тобой.

– Тебе следует уйти отсюда, – сказал Джек. – Немедленно.

– Джек, – отозвалась она, – пожалуйста, уйди. Ты и так причинил мне сегодня боль. Я не хочу представлять тебя моему мужу. Мы уже встречались с его друзьями, и мне приходилось отвечать на их вопросы о моих римских знакомых.

– Слушай меня, – резким тоном произнес Джек, стиснув ее руку. – Брезач находится здесь. В другой части зала.

– Я тебе не верю, – сказала Вероника, испуганно взглянув на дверь туалета. – Роберт никогда не ходит в подобные места.

– А сегодня пришел, – сказал Джек. – Я беспокоюсь о тебе. Он пожалел о выпитых мартини и шампанском. Он говорил сейчас не то, что хотел сказать. Он не желал говорить с ней о Брезаче. Он хотел говорить с ней о себе. Он хотел быть способным сказать ей: «Давай вернем назад тот момент, когда ты поцеловала меня в гостинице, а я досчитал до шести». Он вдруг показался себе посредником и зрителем, наблюдающим за страстями других людей, посланником их ненависти и любви, исповедником, каналом общения, кем угодно, но только не главным действующим лицом, – активным участником событий, вовлеченным в них. Безучастность, вспомнил он вечер с Моррисонами и обвинения жены.