Две поэмы и избранные стихи

Завод – секретный; в нём – отдел;
учёных лучших пригласили,
мозгами чтоб подшевелили,
и чтобы выправить пробел.
Задача – связь найти в природе
нейронов, тонких струн людских
с полями космоса, в каких
хранится в неизвестном коде
и вся история Земли,
и вехи каждого народа,
и душ бессмертных хороводы,
и мысли всякой земной тли.

Коль скоро обнаружат связь,

возможно нашими умами
контакты завязать с мирами —
хоть всю Вселенную излазь.
Ванюшка бегал на подхвате,
толковый малый под рукой
вдруг стал фигурой ключевой
в изобретённом агрегате.
Садишься в кресло, глух и нем,
наденут на голову «дуру» —
всю в проводках аппаратуру, —
могущественный чудо-шлем.

Плетутся звуков кружева,

а ты приёмником работай,
соединяя ноту с нотой,
в картины, образы, слова,
отцеживая микроволны,
которые идут вразлад,
чтобы создать видеоряд
и кадр фактический и полный.
Так воплощаются мечты:
в машине времени летает
твой мозг, а тело пребывает
в тиши, без всякой суеты.

Плывут по Ладоге челны,

удары вёслами по глади
реки ильменистой – и пряди
за бортом плещущей волны.
А то по волоку с надрывом
дружина русичей везёт
свои ладьи до ближних вод,
до неглубокого пролива,
спускаясь в «греки из варяг»
средь городов и шумных торжищ,
лесов бескрайних, чёрных огнищ.
Сказания из древних саг…

Картины льются чередой,

фиксирует аппаратура
то красоту родной натуры,
то как солдат идет на бой.
Перемежаются виденья:
иль правда, или чей-то сказ —
вот всадник скачет в поздний час,
куда подскажет провиденье;
вот горлица оборотясь
девицей красною предстала;
вот меч добротного закала
вдруг достаёт из ножен князь,

как воин, непоколебим:

сразиться с змеем трёхголовым
и даже смерть принять готов он.
Иван внимательно за ним
следит через свои приборы…
И так прошёл примерно год,
в который затяжной поход
устроил доблестный Суворов.
Бил шведов, строил Петербург,
с народом гнал Наполеона
и, как заправский демиург,
сажал наследников на троны;

освоил Север и Сибирь;

Кавказ; и все пути речные;
всю необъятную Россию
изведал вглубь, изъездил вширь.
Не удавалось обнаружить
среди космических полей
каких-нибудь благих вестей
о тех, кто очень-очень нужен:
о брате – где он? И какой?
Не ищет ли давно Ивана,
родню из Ивановых клана?
И как живёт? И что с сестрой?

И тут задёргался экран,

на мониторе аппарата
увидел собственного брата:
«Пред Вами Иванов Степан;
родился часом в Лебедяни;
воспитывался в детдомах;
в предпринимательских кругах
известный бизнес-горожанин;
владеет в Мудленде землёй,
и банком, скважиной, отелем,
мостом, и нефтяным картелем…».
Помехи, кадры вперебой…

Потом мелькнул другой сюжет:

на фотографии потёртой,
на пирсе брошенного порта,
отец стоит, а рядом – дед.
И, будто, дед живёт в Листвянке.
Потом он схвачен, обвинён,
расстрелян как двойной шпион,
отведав жизни каторжанской.
Когда напали на страну,
семью с детьми угнали немцы;
прошли и голод, и Освенцим;
там все и сгинули в войну.

Остался лишь один отец,

еще мальчишкой; остальные —
мужчины рода, молодые, —
познав и порох, и свинец,
кто был убит, кто стал героем.
Отец уехал в Лебедянь
и без родителей, без нянь
и вырос, и богат семьёю.
Но где был дом – труба стоит.
И новый Иванов, в скитаньях,
с надеждами и ожиданьем,
бездомный путь тот повторит.

А на подносе, сделав круг,

застыло яблоко на блюде,
в той стороне, где Ваня – будет…
Закончилась пора разлук.