Две полоски для мажора

Но слова Марка про аборт стали шикарным гвоздём программы. Теперь точно знаю: все, на что могу рассчитывать - это лишь на себя. И попробовать найти тыл в своей семье, ведь Громов больше не появлялся.

И именно поэтому сейчас Настя провожает меня на вокзале. Я решила вернуться домой. Хотя слово побег здесь звучит лучше. Скрывать свою беременность от родителей дальше просто глупо и невозможно. Живот ещё не особо заметен, но верхняя пуговичка джинсов уже доставляет массу дискомфорта.

— Может, передумаешь? — Настасья бросает тоскливый взгляд на вагон моей электрички.

— Даже не проси. Мне нужно быть там, где ничего не будет напоминать об этом козле, — стараюсь выдавить из себя непринужденную улыбку.

— Вот именно! Козел он, а куча проблем теперь только у тебя. Я бы на твоем месте...

— Настя, хватит, — я умоляюще смотрю на подругу, — радуйся, что ты и близко не на моем месте. Думаешь, круглосуточная тошниловка - это прикольно? Или когда грудь огнем горит? А еще я мечтаю о жвачке со вкусом мела. Найдешь мне такую?

— Ладно-ладно, молчу, — хмуро бурчит она, а потом сдавленно втягивает носом воздух.

— Я буду скучать.

И мои глаза вмиг заполняются слезами. Я теперь хуже кисейной барышни. Готова рыдать, если мне просто показать фото милого котенка. Шмыгая носом, достаю из кармана мобильный и быстро отправляю Насте сообщение со своим домашним адресом:

— Приезжай в гости в любое время.

Согласно кивнув, она сгребает меня в свои объятия. Ещё несколько минут сопливых прощаний, и я уже сижу в вагоне электрички.

Прижимаю к себе небольшую сумку и мысленно надеюсь, что немного отступивший токсикоз не надумает появиться именно сейчас.

А ещё хочу вернуться в этот город не раньше чем через год. Мои чувства, все ещё яркие и осязаемые, когда-нибудь полностью затянуться омутом обиды и злости.

И пока электричка набирает ход, я прислоняюсь лбом к прохладному стеклу и осторожно кладу ладонь на едва преобразившийся живот. Это все ещё странные ощущения, но уже не такие пугающие.

Только моё сердце все равно тянет и ноет.

Я не знаю, где Марк. И вряд ли теперь вообще его увижу.

Мне хватает одного знания. Самого жестокого и болезненного. Я и малыш оказались брошены тем, в ком сейчас очень нуждаемся.

& & &

Уже через два часа я выхожу из такси и стараюсь не смотреть так тоскливо на знакомую облупленную дверь подъезда в тусклом свете фонаря.

Дом. Милый дом, который я не планировала увидеть раньше новогодних праздников. Как бы я ни любила свою семью, свалить отсюда мечтала ещё с класса десятого. Пять человек на самую обычную трехкомнатную квартиру - это море «удовольствия». Но когда год назад моя старшая сестра развелась со своим мужем и вернулась домой с моими двух и трехгодовалыми племянниками, это море превратилось в океан.

И терпеть мне снова придется учиться в нем плавать.

Пешком поднимаюсь на пятый этаж и дышу через раз. Кидаться с порога сразу в уборную не планирую, поэтому стойко сдерживаю тошнотворные спазмы.

И сжимая в руках сумку, нервно считаю секунды до того, как распахнется дверь родительского дома.

Писк племянников, визг сестры, горячие объятия младшего брата и отца, радостные возгласы мамы, бабушкины причитания, что я жутко бледная - вся эта какофония кружит голову, едва я переступаю порог нашей хрущевки.

Меня тискают, трогают, целуют. На мгновения я даже забываю, какая причина заставила вернуться сюда. Пока не оказываюсь за семейным ужином.

Запахи скромных блюд, расставленных на кухонном столе, заползают в ноздри. Они душат мой чувствительный желудок. Вареная картошка, селёдка, домашние соленья и бабушкины пирожки с печенкой... Жесть! Я не знаю, где нахожу силы не рвануть в сторону туалета.

Весь ужин я играю с едой в футбол, распихивая ее по всей тарелке вилкой, но все-таки стойко выдерживаю допросы про учёбу и университет. Улыбаюсь как могу. Разговариваю и пытаюсь продыхивать тошноту. И просто молюсь, чтобы это быстрее закончилось. Сейчас мне нужно поговорить только с одним человеком. С мамой.

Правда, когда все домашние разбредаются по своим углам квартиры, оставляя меня и ее на кухне, я не чувствую облегчения. Совсем наоборот. Нервы натягиваются струной так, что звенят во мне. Господи, ну и как все рассказать?

— Ликуль, а ты билет назад уже купила? — складывая грязные тарелки в раковину, интересуется мама.

— Нет, — ещё больше напрягаюсь от ее вопроса и до белых костяшек сжимаю кружку с горячим чаем.

— Ой, это отлично, — довольно провозглашает мама. — В понедельник рано утром тётя Таня с мужем едут в Ростов. Они тебя подкинут до общаги. Я уже договорилась.

Делаю глубокий вдох. Все. Деваться мне больше некуда. Нужно сказать как есть.

— Мам, я не еду обратно в понедельник.

— В смысле? Почему? У тебя нет пар? — слышу искреннее удивление в голосе, пока она продолжает греметь тарелками.