Красная Армия получила невиданные до сих пор дивизии и артиллерийские радиофицированные полки, единственные на весь Советский Союз. Правда, знающие люди утверждали, что в германской армии так оснащены радиосвязью не отдельные части, а весь вермахт. Но оптимисты в Генштабе парировали, что лиха беда – начало, всё остальное – впереди. Правда, отряду Самойлова не удалось установить устойчивую радиосвязь с Прибалтийским военным округом и самим Генеральным штабом. Причина была банальной: не поступило соответствующее оборудование – фронтовые радиостанции РАТ, которые могли обеспечивать телеграфные сообщения до двух тысяч километров, а слышимость по радиотелефону – до 600 километров. В результате к началу войны с Москвой и Ригой можно было связаться только по каналам наркомата связи, то есть по проводам. Их повредили диверсанты повсеместно в первые же часы после нападения Германии. Дивизии остались без контактов между собой и с вышестоящими штабами. Положение в Курляндской армейской группировке осложнялось еще и тем, что к 22 июня так и не было решено – быть здесь механизированной армии или механизированному корпусу на базе имеющихся дивизий. А это означало отсутствие единого командования, и, не имея связи ни с Генштабом, ни с Прибалтийским военным округом, каждая часть оказалась предоставлена сама себе.
3
В штабе авиадивизии, куда прибыл Самойлов со своим помощником, царило глубокое уныние. Все переживали полное поражение в воздушном бою. Первый вопрос, который задал Иван Петрович начальнику штаба Павлову, был:
– Где Козлов?
Все присутствующие – несколько человек – понуро опустили головы и молчали.
– Послушайте, вы что, все спятили? Почему набрали в рот воду? Где, спрашиваю, ваш комдив? – уже стал выходить из себя Самойлов.
Наконец после недолгой паузы первый заместитель командира дивизии Петренко выдавил из себя:
– Можно вас, Иван Петрович, на минутку, – и он показал глазами на дверь.
Когда вышли в тесный пустой коридорчик, Петренко глухо произнес:
– Генерал-майора арестовали.
– Что? Как арестовали? Когда?
– Вчера днем. Трое приехали на «эмке» из Риги.
– И?
– Больше ничего не знаем. Нкведешники вместе с нашим комдивом укрылись в дивизионной гауптвахте, всех наших служивых повыгоняли оттуда, ни кого к себе не допускали. А сегодня, как только началась эта заваруха в небе, умчались вместе с генерал-майором в сторону Риги. Больше ничего не знаем.
Вернулись в кабинет.
– Известно хотя бы, что Козлову инкриминируют? – встревожено спросил Иван Петрович.
– Понятия не имеем, – ответил Петренко. – Схватили и уехали. Как назло, во время налета немцев. Возможно, комдив как-то иначе, получше поуправлял воздушным боем. У нас получилось не совсем удачно.
– Да, я видел всё по пути к вам, – добавил Самойлов. – Скажу прямо, не очень здорово получилось у вас. Чуть ли не целый полк истребителей подняли в небо, почти тройное превосходство, а результат неважнецкий. Кто непосредственно руководил боем с земли?
– Я, – сказал Петренко. – Факт налицо – мы не умеем воевать.
– А я ведь говорил Козлову, и не раз, и не два: побольше тренировок, и днем, и по ночам. – снова произнес Иван Петрович. – Налетать как можно больше часов, усилить огневую подготовку, имитировать встречные воздушные бои. Я, конечно, не специалист по летной боевой части, но как бывший вояка, хоть и сухопутный, хорошо понимаю, что главное в любом деле – тренировка. А вот Козлов как-то не очень активничал в этом направлении, причем не возражал, но и не объяснял, почему не выполняет очевидное.
– Вы тут не совсем правы, Иван Петрович, – вмешался в разговор начальник штаба Павлов. – Товарищ Козлов все понимал, но у него был приказ – экономить всё: и горючее, и патроны, и снаряды, и бомбы, и моторесурс самолетов. А вам ничего не говорил, потому что он, как и все мы, хорошо знаем, что полагается за длинный язык.
– Кроме того, – вставил слово замполит Патрушев. – Наши пилоты чуть было совсем не разучились летать из-за прошедшей снежной зимы. Еще осенью вышел приказ, изданный, говорят, по инициативе товарища Сталина, чтобы все тренировочные полеты в морозы проводились строго с использованием не лыж, а колесных шасси. Мотив, сказывают, такой: мол, лыжи снижают скороподъемность и скорость полетов. Но, как вы знаете, Иван Петрович, прошедшая зима выдалась снежной, снег не успевали убирать, и самолеты практически несколько месяцев не летали совсем. А в нашем деле, как у музыкантов: не потренировался день – другой, все прежние навыки коту под хвост. За апрель – май наша дивизия так и не успела наверстать упущенное в холода.