Две повести. Терунешь. Аска Мариам

Панаевъ вышелъ, а расъ позвалъ градоправителя своего геразмача Банти, сухого и высокаго старика. Онъ явился немедленно и, закрывъ шамою роть, нагнулся передъ расомъ, выслушивая его приказанiе. Мудрый расъ повеллъ собрать всхъ женщинъ, живущихъ возл городскихъ воротъ, не моложе 15 и не старе 17 лтъ, носящихъ имя Аска Марiамъ, и призвать ихъ во дворецъ раса для отправленiя съ ними «дурго» къ москову.

V

Долго бродилъ Панаевъ по городу, жадно присматриваясь къ чуждой ему древней культур. Узкiя немощеныя, но сухiя и твердыя, каменистыя улицы шли концентрическими кругами, пересченныя по радiусамъ узкими переулками. Голубое, не знающее облаковъ, небо высоко висло надъ городомъ; крутыя утесистыя горы обступили холмы, по которымъ вилась городская стна. Толпы народа, черные полуголые галлассы съ копьями въ рукахъ, съ лохмотьями срыхъ тряпокъ вокругъ бедеръ сухихъ длинныхъ ногъ торопливо проходили по улицамъ, подгоняя маленькихъ сренькихъ осликовъ; арабъ въ пестрыхъ тряпкахъ и цвтной чалм, лниво правя, усвшись бочкомъ на рваномъ сдл, прозжалъ на верблюд; худые и тонкiе темно-коричневые данакили, съ блуждающими дикими глазами, съ простыми мдными браслетами на рукахъ и ногахъ у женщинъ, проходили цлыми толпами, еле прикрытые тряпками или бараньими шкурами. Иногда въ этой черной толп, торопливой и суетливой, то везущей на осликахъ сно, то съ криками проносящей куръ, яйца или корзинки съ зерномъ, показывался абиссинецъ. Онъ шелъ медленно, наклонивъ курчавую голову, закрывъ подбородокъ снжно-блой шамой съ широкой красной полосой по средин, подобный древнимъ римлянамъ или еврейскимъ старйшинамъ. Впереди него два ашкера, одтыхъ въ шамы попроще, съ ружьями расчищали ему путь среди полуобнаженныхъ людей. Голоса таяли, въ высокомъ неб, повсюду слышались мелодичныя восклицанiя погонщиковъ ословъ; пестрая толпа смнялась, какъ въ калейдоскоп, сверкая тряпками, бусами и голыми тлами, то черными, какъ эбеновое дерево, то коричневыми, то желтовато-блыми. Пахло ладаномъ, нечистотами, сохнущими на отвсныхъ лучахъ высокаго солнца, пахло растительнымъ масломъ, которымъ намазаны были тла, пахло особымъ харарскимъ ароматомъ волшебнаго востока, который волнуетъ нервы и возбуждаетъ умъ.

Панаевъ вышелъ на площадь, гд стояли ворота, увшанныя черными изсохшими слоновыми хоботами и хвостами, съ двумя лежащими блыми глиняными львами по краямъ, такими мирными львами, будто сейчасъ убжали они изъ кондитерской, гд были изваяны изъ сахара съ мукой. Напротивъ былъ блый круглый храмъ съ конической крышей, покрытой блой жестью, съ семью ступенями, ведущими на паперть; рядомъ съ храмомъ, въ кафе грека Саркиза, за маленькими круглыми столиками сидли блые и полублые люди и пили кофе изъ маленькихъ чашечекъ, закусывая горячимъ блымъ хлбомъ. Отъ кофейни, внизъ подъ гору, шла мощеная громадными известковыми плитами улица, вся состоящая изъ маленькихъ индiйскихъ, арабскихъ и абиссинскихъ лавочекъ. Тутъ торговали и блой матерiей, и готовыми шамами, и цвтными шелками, и бусами, и амулетами, и зеркалами, и консервами, и виномъ. Улица упиралась въ площадь, обставленную двухъ-этажными темными домами и имвшую форму трапецiи. На площади былъ рынокъ. Толпа харарскихъ женщинъ въ лиловыхъ платкахъ на головахъ, въ черныхъ юбкахъ и плащахъ, перемшавшись съ полуголыми черными галлассками, выставлявшими на солнце красивую мускулатуру торса, сидла надъ маленькими корзиночками, плетеными изъ соломы, и торговала мукой, ладаномъ, бананами, крупными желтыми и ароматными зернами дурры, или машиллы, кофеемъ, тонкими хлбными лепешками, называемыми «инжирой», и маленькими зелеными лимончиками.

Панаевъ всматривался въ ихъ черныя лица съ выпуклыми губами, вздернутыми носами и коричневыми глазами, сидящими въ темномъ блк. «Не эта-ли, не эта-ли?» — задавалъ онъ мысленно себ вопросы, вглядываясь въ эти лица, но нжный кроткiй образъ Нины не укладывался въ эти обезьяноподобныя скуластыя, курчавыя морды.

Долго-долго бродилъ онъ по городу, смотря въ коричневыя лица и миндалевидные глаза абиссинокъ, въ томные глаза армянокъ и арабокъ и ища хоть отдаленнаго сходства. Онъ прислушивался внутри себя, ожидая какого-нибудь сердечнаго толчка, таинственнаго голоса. Онъ бродилъ безъ цли, надясь, что магнетизмъ судьбы выведетъ его на истинную дорогу. Но ничего не случилось. Онъ пилъ кофе у Саркиза, познакомился съ двумя французами, торговавшими здсь абсентомъ, и кончилъ свои похожденiя по Харару тмъ, что усталый и измученный подошелъ къ воротамъ города.

Вечерло. Солнце свтило еще такъ же ярко, но тни стали длинне, и отъ горъ потянуло прохладой. Неуловимый запахъ цвтовъ принесся съ этой прохладой и смшался съ восточнымъ ароматомъ Харара. Въ высокихъ воротахъ толпились люди и ослы, возвращавшiеся съ базара. Солдаты раса Маконена въ блыхъ шамахъ, съ ружьями Гра на ремн, накинутомъ на плечо, пытливо осматривали караваны осликовъ и корзины, привязанныя къ спинамъ женщинъ. По пыльной желтой дорог шли большiе рогатые быки; они столкнулись въ воротахъ съ осликами, и послднiе остановились, развсивъ длинныя уши.