Две птицы на снегу

– Ты… Ты вообще идиот?! – вспылила Лета, потроша на столе аптечку, благо укрепляющего зелья взяла с запасом. – Чем ты думал?! Из-за какого-то медовца… Нельзя было попросить кого-то другого? Демоны тебя сожрите, ты хоть иногда головой думаешь?!

– Где уж мне до тебя! – хмыкнул он, без вопросов подставляя руку для укола. – Это у тебя все продумано и распланировано, а мы – существа спонтанные.

– Ну пойди и прыгни сразу в Разлом, раз ты такой спонтанный! – огрызнулась Лета, делая укол. – Чтобы не тратить время целителей и не трепать нервы тем, кто за тебя волнуется!

Руки действовали сами собой, твердо и уверенно, несмотря на то, что ее потряхивало от возмущения и желания как минимум отвесить подзатыльник этому сумасшедшему, который готов угробить себя ради нескольких бутылок. Надо же додуматься – устроить такое после полного выгорания!

– Так не трать время, я вроде бы тебя не заставляю, – неожиданно ощетинился феникс, совсем не похоже на себя обычного.

Лета на мгновение замерла и подозрительно сощурилась:

– Ты что, пьян? Мало того что портал полез открывать, так еще на пьяную голову?!

– Когда открывал – был трезвым, – проворчал Вольнов, морщась. – Меня с двух бокалов и в учебке не выносило, не то что…

– Ты себе повторное истощение устроил, открывая портал! – устало вздохнув, Летана качнула головой и принялась разбирать шприц. – Да еще и с нестабильной силой, по едва восстановившимся каналам. Конечно, на тебя алкоголь подействовал мгновенно, и гораздо сильнее… Вставай, помогу добраться до кровати, тебе надо спать.

– И пропустить все веселье? Да ни за что! – усмехнулся он и, проигнорировав ее руку, поднялся сам, опираясь на подлокотники.

– Нет, я слышала, что фениксы все с придурью, но чтобы настолько… Это уже на вторую сущность не спишешь, это собственное! Я еще могу понять, когда ты ради кого-то рискуешь, но ради пьянки?!

– У тебя же занудство собственное, – усмехнулся феникс, глядя на нее сверху вниз. – Хотя, казалось бы, ирия – должна быть интересной, но нет.

– Интересной – это легкомысленной, необязательной и не способной на чем-то сосредоточиться? Вот уж спасибо, не надо. Вторая ипостась, к счастью, не приговор.

– А знаешь, почему ты так сейчас злишься? Шипишь, выговариваешь мне, какой я придурок, пытаешься воспитывать с самого начала.

– Удиви меня! – нахмурилась Лета.

Ее насторожили не его слова – взгляд. Злой, колючий. Она отчетливо поняла, что услышит сейчас какую-то гадость или даже подлость, и тогда….

– Потому что сама так не умеешь.

– Что? – растерялась Горская, которая ждала совсем не такого ответа.

– Нельзя громко смеяться, нельзя выражать сильные эмоции, нельзя якшаться со всяческим отребьем. А натура просит. Ты когда вообще последний раз искренне смеялась? А веселилась? Ах да, прости, у тебя театр – веселье, я забыл. Ты вообще когда последний раз чувствовала себя счастливой?!

Наверное, во всем был виноват алкоголь, но феникса Лета сейчас не узнавала. И вообще предпочла бы не видеть его таким. Да, она подозревала, что его безалаберная веселость – всего лишь маска, и подозревала, что под ней может быть что-то другое, но… почему именно это? Он словно намеренно пытался сказать что-то возможно более неприятное, проявив при этом фантазию и проницательность. И к концу насмешливо-злой тирады Летана поняла, что тоже не сумеет сдержаться: последняя капля все же сорвалась и переполнила чашу терпения и выдержки.

– Зато ты большой специалист в счастье! – гневно прошипела она в ответ. – Псих-одиночка, живущий без цели сегодняшним днем, у которого вся жизнь – развлечение, даже если это развлечение может ее закончить. Ты сам-то счастлив? Только имей в виду, веселье и счастье – это разные вещи!

– Я хотя бы честен, – усмехнулся он. – А ты врешь всем, начиная с себя. Все вы, аристократки…

Его оборвала звонкая пощечина.

Вольнов задумчиво двинул челюстью, потер щеку, хмыкнул:

– Слабовато.

Лета в ответ обожгла его взглядом – и ушла. Прямо так, как была, хорошо хоть не босиком, в туфлях. Яроплет слышал, как хлопнула дверь. Тихо, мягко, хотя видно было – женщина вне себя. Он на ее месте, наверное, шваркнул бы так, что посыпалась штукатурка.

В кресло Яр после этого не опустился – рухнул. Тряхнул головой, потер ладонями лицо, сам себе отвесил пару увесистых оплеух, пытаясь добиться прояснения в голове.

Он правда пьян, следует это признать. Да, с двух небольших бокалов. Да так, как его давно уже не развозило. Лета права, шарахнуло по ослабленному организму, он как-то об этом и не подумал… И не поверил поначалу – тоже. Пока по морде не получил.

Был бы трезвым – промолчал бы, несмотря на то, что надумал он все это не сию минуту и по-прежнему, даже после оплеухи, считал справедливым. И оплеуху тоже считал справедливой, что уж там. Следить надо за языком, и если взялся вываливать на собеседника правду, то совершенно не обязательно делать это в такой форме.