Две Ревекки

— Ревекка! — закричал Павлуша и поскользнулся на слишком блестящем паркете.

Девушка испуганно произнесла «Onkel», и ноты разлетелись разными форматами; дешевые издания уличных танцев и арий тяжелой кипой шлепнулись прямо у ног. Соната прекратилась, старческий голос спросил слишком громко, словно спросонья, «что там?», но девушка уже опомнилась и, поняв, очевидно, хотя бы внешнюю сторону случившегося, оправила черную юбку у широкого лакированного пояса, почти не стягивавшего не очень узенькую талию, и сказала вопросительно:

— Г<осподин> Травин?

Теперь Павлу Михайловичу было стыдно своих мечтаний. Голос и лицо стоявшей перед ним девушки были, конечно, не той, далекой, которая, как он знал наверное, давно уже умерла, и даже ради его счастья. Он даже не мог понять, что заставило его искать этого сходства. Теперешняя Ревекка была довольно высокого роста, с энергичным, при всей своей милой детскости, лицом и веселыми узкими глазами, которые она в данную минуту лукаво переводила с Травина на пьянино и обратно. От потемневших румяно, словно запотелых, окон поднялся огромный сухой старик, нагибаясь, будто намереваясь сложиться вдвое, и опять слишком громко для своих лет произнес:

— Вы — веселый молодой человек; я давно это заметил. Вы отлично сойдетесь с г<осподином> Векиным. Это я свою племянницу так называю. Ревекка — Века — Векин. Слишком далеко, но мы понимаем, и мне так нравится. Вот и все, что нужно. А господин она потому, что г<осподин> Бенин — страшный сорванец, головорез и повеса, несмотря на свои восемнадцать лет.

Ревекка опять весело взглянула на Травина и сказала развязно:

— Г<осподин> Травин знает меня отлично от Анны Петровны, дочери генерала Яхонтова, а я знаю Павла Михайловича через Андрея Викторовича Стремина. Значит, мы почти что знакомы.

— Векин, Векин — всегда с секретами! — захохотал старик.

Павлу Михайловичу захотелось поймать их врасплох, и он выпалил:

— А Елизавету Казимировну Штабель вы не знаете?

— Какую такую Штабель?

Девушка сдвинула брови в недоумении, а старик снова опустился в темноту и сквозь хохот говорил, словно кашлял:

— Это опросный лист! Я должен писать на бумагу! Сколько имен, и все с батюшками. О, я люблю русский обычай: с батюшками.

Ревекка взглянула строго на старика, который охал, словно разваливался от собственного остроумия, и ответила просто:

— Нет, этой дамы я не знаю.

Травин закричал совсем глупо:

— Может быть, вы и четвертой сонаты Бетховена не играли.

Старик охнул в темноте:

— Векин, пожми этому господину Травину плечами.

Глава 3

Травину было так стыдно своего выступления, что он не только не исполнял поручения Яхонтовой, но, наоборот, всячески избегал встречаться с Сименсом и его рыжей племянницей. У генерала он врал, что будто он старается, но что ничто, мол, не удается. Между тем время приближалось к лету, и Анна Петровна нервничала, не зная, где установить свое местопребывание. Очевидно, это зависело от характера отношений между таинственным Стреминым и девицею Штек. Анна Петровна почти научилась сдвигать брови и часто впадала в такую рассеянность, что ничего не слышала из того, что лепетал ей Павел Михайлович; на отца она не обращала никакого внимания. Генерал сначала пробовал приставать к ней, куда же они поедут, но потом, покорившись судьбе, велел открыть три года уже не открываемый балкон и вставал нарочно в шесть часов, чтобы иметь возможность до публики напиться на балконе чаю, не надевая кителя, в чем, по-видимому, и полагал главную особенность дачного жилья.

У Сименса Травин почему-то всегда вызывал смех, и старик, грозя ему пальцем, твердил:

— Всегда думал, что вы — веселый молодой человек, а я редко ошибаюсь.

Павел Михайлович всегда в таких случаях поспешно скрывался в свою комнату, но однажды не поспел этого сделать, так как в переднюю вышла Ревекка и, улыбаясь, примолвила:

— Он вовсе не веселый молодой человек, онкель, а смешной дикарь, и если он сегодня не придет к нам пить чай с сушками, я с ним раззнакомлюсь.

Старик захлопал в ладоши и закричал: «Браво, г<осподин> Векин, я вас назначаю полицмейстером!», а девушка, подойдя близко к Травину, сказала очень серьезно:

— Почему же вы так плохо исполняете то что поручила вам дочь генерала Яхонтова? Вы начали очень смешно, но отступать не надо. Сегодня будет Андрей Викторович. Приходите непременно. А то напишу письмо Анне Петровне и выведу вас на свежую воду. Я тоже заинтересована в этом. Так мы вас ждем в пять часов. И ведите себя умнее.

Травин не успел ничего сказать, как девушка уже скрылась, а г. Сименс хохотал, раскрыв беззубый рот, затем протрубил:

— Вот вам и г<осподин> Векин. Каковы строгости?