Две русских народности

Вы пишете, что готовы предоставить Польше ведаться самой себе, и в то же время говорите: «Впрочем, разумеется, кроме Царства Польского я бы не дал им ни пяди русской земли». Хорошо. Но ведь эта русская земля населена русским народом. Ну, если бы этот русский народ оказал симпатию к Польше и пожелал бы с нею соединиться? Как же по-вашему? Надобно было бы его усмирять штыками, картечами, плетьми и насильно заставить благоденствовать созерцанием цельности, которую вы лелеете! В таком случае проповедуемая вами свобода противоречит вашим делам. Она невозможна. Вы говорите: будьте свободны, но думайте и поступайте, чувствуйте и желайте так, как мы хотим и вам приказываем. Ваша свобода ничем есть лучше свободы, исходящей от королей и министров. Точно как в стихотворении Niema Russi лях, возглашающий свободу и равенство пред Европой, говорит русину: bądz Роlakiem chamie; jesli nie – dam poczuć swę ramie, вы – говорите южноруссам: будь москалем, хохол! А между тем рисуетесь дешевым свободолюбием.

Ну, что из того будет, что вы подымете в литературе вопрос о полюбовном размежевании с Польшей? Вы уж размежеваны с нею тремя разделами и трактатом 1815 г., народного размежевания вам не произвести. Вы будете писать: это вам, поляки, это нам. А можно ли будет кому-нибудь закричать: постойте, господа, мы ни к вам, ни к ним не хотим; мы желаем жить сами по себе. Ведь цензура не пропустит такого заявления; мало этого, еще в крепость за это посадят. Так как же можете вы решить дело полюбовного размежевания в литературе? Не будет ли это Андрусовский договор, воскресший в XIX в. на столбцах «Дня»? Вы, конечно, скажете, что рассчитываете на известную вам симпатию южнорусского народа; вы пишете, что знаете его; да, вы знаете край, его внешность; это доказывает ваше превосходное сочинение о ярмарках. Но едва ли вы знаете глубину народной души. Вы не подозреваете, что на дне ее почти у каждого думающего, неглупого южнорусса спит Выговский, Дорошенко, Мазепа – и проснется, когда наступит случай. Душа истого южнорусса совсем не такая распашная, как великорусская. Это высказывается постоянно и в обыденной жизни. Не верьте южноруссу, ибо он вам не верит, сколько вы ни открываете ему вашу душу. Не рассчитывайте на народ в той степени, в какой вы подметили его. Он выскажется только тогда, как, оглядевшись вокруг, увидит и убедится, что его спрашивают не затем, чтоб надеть на шею веревку, если он ответит не в ваш тон. Вы говорите о suffrage universel. Показала себя эта новомодная выдумка в Ницце и Савойе.

Что же, спросите вы: неужели же южнорусский народ пойдет к ляхам? Не знаю: быть может, пойдет к ляхам, быть может, пристанет к вам, быть может, ни к вам, ни к ним не пристанет, а захочет сам собой жить. Все зависит от обстоятельств, среди которых вы его спросите.

Вы находите, что России следует вывести войска из Польши и предоставить ее самой себе. Что же из этого выйдет? Разве вы этим удовлетворите Польшу? Поляки не хотят такой Польши, какою вы их жалуете. Поляки хотят Польши в границах Сигизмунда III или по крайней мере Яна Собеского. Едва только русские войска выйдут из Польши, как поляки ворвутся в край, составлявший некогда Великое княжество Литовское. Все католическое и польское пристанет к ним; примут их сторону и толпы православных (бывшие униаты сейчас покинут православие, в этом уверяют самые пламенные ревнители православия, но знающие хорошо белорусский край). Другие православные воспротивятся; поднимется бестолковая междоусобная война. Русские должны будут водворять порядок, пойдут снова на Варшаву, возьмут ее и опять начнут держать Польшу в ежовых рукавицах. Какой же результат выйдет изо всего? Напрасное кровопролитие – и больше ничего.

Вы хотите совместить несовместимое, служить Богу и мамоне. Хотите государственной цельности и проповедуете свободу. Государство, имеющее само в себе цель и свободу, – это масло и вода. Либо поддерживайте государство и тогда сознайте необходимость цензуры, III-го Отделения, Петропавловской крепости и совершенного порабощения индивидуальной мысли и убеждения воле правительства; либо рискуйте государством, будьте готовы на его разложение – если хотите свободы.