Две сестры

Родственница моя, проживающая в Ницце, не богата и сильно проникнута стремлением к тому, что она называет почестями. Это старая дева довольно ограниченного ума, несмотря на ее начитанность. Заветной мечтой всей ее жизни было попасть лектрисой или фрейлиной к какой-нибудь владетельной принцессе или королеве. Теперь она слишком стара, чтобы добиваться такого блистательного положения для себя, но она попыталась передать мне свою честолюбивую мечту, единственную, по ее мнению, достойную девушки аристократического происхождения, но бедной.

Мысль ее была недурна, но у меня была другая, получше. Я сделала вид, что вполне одобряю ее мысль, а свою сохранила про себя. В Ницце я перезнакомилась со многими личностями, занимающими довольно высокое положение при разных европейских дворах, и успела понравиться нескольким женщинам, которые помогли мне расширить круг моих влиятельных знакомств.

В люди можно выйти только через женщин, и к какому бы полу вы ни принадлежали, всегда полезно снискать расположение прекрасной половины человеческого рода. Мужчины только компрометируют и вредят; женщины же безопасно проводят вас между всевозможных подводных камней и спускают вас на всех парусах. Ведь эти роскошные гурии смертельно скучают и боятся друг друга. Я же прикинулась личностью, любящей прежде всего независимость, и такой, от которой нечего опасаться соперничества. Я объявила во всеуслышание, что люблю мужчин, как добрых товарищей, и отнюдь не имею желания принадлежать которому-нибудь из них.

Что придало еще больше веса моей решимости, это, что благодаря случайности, беспримерной у нас в Испании, я получила в одно прекрасное утро остатки состояния графа д’Ортоза. Мой дядюшка-спекулянт, слыша про мои успехи в большом свете и боясь прослыть за скрягу, заговорил о том, что хочет принять меня на правах родной дочери, а пока просил меня принять довольно кругленькую пенсию. Кузина в Ницце, которая, в сущности, добрейшая женщина и души во мне не чает, взяла на себя часть расходов на мой туалет, и таким образом я оказалась в двадцать один год обладательницей годового дохода в пятьдесят тысяч франков. Это немного для той сферы, в которой я живу, но для того, как я в ней живу, этого достаточно. Я не держу своего дома, у меня нет даже самого скромного уголка, где бы я могла сказать, что я у себя. Мне этого не позволяют, все наперебой приглашают меня к себе, чтобы блистать зимой в столицах, а летом на водах, на морских купаниях, в Швейцарии или в Шотландии.

Во всех концах Европы есть гостиные, куда меня призывают, замки, где мечтают заполучить меня, праздники, на которые меня ждут-не дождутся. Дорожных расходов для меня не существует: все знают, что я относительно бедна, и потому за мной приезжают, меня увозят и доставляют на место. Мне остается только расходоваться на мой туалет, и тут я прилагаю весь свой ум, потому что я знаю, что красота моя и изящество составляют плату за все ласки, которые мне оказывают. Я душа праздников. Я говорю это не из хвастовства, вы сами должны были это слышать. Я являюсь на них тем, чем я хотела быть — лучшим их украшением, звездой первой величины, и я всегда умела так устраивать, чтобы не давать другим занять мое место. Это, впрочем, и не трудно. Метеоры, которым хотелось бы блистать ярче моего, обыкновенно очень скоро наталкиваются на мужские светила, которые увлекают их за собой, или о которые они разбиваются. Я же не даю себя задеть и иду своей дорогой.

Дело, видите ли, в том, что я-таки не глупа. Я не придаю никакой цены ложным благам мира сего, у меня нет бриллиантов, и я не мечтаю приобрести их ценою замужества или продажи своего тела. Мне не нужны ни дорогие материи, ни кружева; я простой лоскуток умею так приспособить, что с помощью него всех затмеваю собой. Я слыву за первую щеголиху, а между тем, для поддержания этой репутации я трачу не более двадцати пяти тысяч франков. Остальные свои деньги я раздаю лакеям и бедным. Эти две породы нищих нужнее всего для личности в моем положении. Щедро награждая прислугу тех домов, где вы гостите, вы можете быть уверены, что служить вам будут лучше, чем самим господам, и что вы никогда не сделаетесь предметом лакейских сплетен. Оделяя бедняков, вы смело можете позволять себе всякие бесчинства и не бояться никакого скандала. Всегда найдутся голоса, которые скажут: «она делает так много добра; она сострадательна, сама ходит за больными, рискуя схватить заразу. Сердце у нее золотое, а до остального нам что за дело?»