– Христофор Андреевич. Дарья Христофоровна! Извините мою неловкость, споткнулся.
– Это все Матвей. Его нужно высечь! – повернулась к мужу будущая Мата Хари.
– Христофор Андреевич, не слушайте женщин. Они хорошего не посоветуют. Сам я споткнулся, наоборот, нужно рубль на водку вашему Матвею дать. Вовремя затор… остановил лошадей.
– У вас кровь на колене! – взвизгнула Дарьюшка.
Брехт глянул на правое колено. Получилось в три раза лучше, чем хотел. Правда, чуть поскользнулся, и колено прошлось по яблокам, а потом и по гравию. Чакчиры порвались и колено наджабил.
– Нужно обработать рану, а то грязь попадет, так и до антонова огня недалеко, – отстранив жену, из кареты вышел начальник Военно-походной канцелярии Его Величества.
– Да. Закончен бал, домой нужно ехать. Так танцевать не комильфо. Ваше сиятельство, мне неловко вас просить, но не могли бы вы найти мою жену и сестру двоюродную в доме и приказать мой дормез запрягать. Буду премного благодарен.
– Конечно, князь. Это меньшее, что я могу для вас сделать. Матвей, сбегай на конюшню, вели графа… а ну, все не привыкну, вели князя фон Витгенштейна дормез запрягать, там не перепутают. Огромные у вас лошади. Как эта порода называется? – Ливен осмотрел колени Петра.
– Шайры. Английская порода. Закажите себе в Англии, граф, в путешествии осенью или весной им цены нет, из любой колеи непролазной даже мой огромный дормез вытаскивали.
– Как увидел вашего Слона, так мне сказали, его зовут, великана вашего, так об этом и думаю. Я сейчас, Петр Христианович, схожу за вашими дамами. Огорчу их. – Граф Ливен ушел, а Брехт себя неуютно почувствовал. Он с его женой черте чем занимается, а граф к нему вполне толерантно относится, если не дружески. Надо с этим заканчивать.
Ага. Не успел Ливен отойти, как Дарьюшка к нему прижалась и, подпрыгнув, впилась в уста сахарные своими… не менее сахарными.
– Дарья, нельзя же так, – оторвал от себя оторву Брехт.
Подержал на вытянутых руках, посмотрел на кучерявую головку красивую и назад привлек. А чего? Каретой от здания с подсматривающими отделены. А с этой стороны? А с этой засада. На них не менее четырех пар глаз смотрели. Брехт отпустил Дарью Христофоровну на дорожку.
– Рад встрече. Только ты не бросайся при людях на меня. Что общество скажет? Думать же надо.
– Думать? Жить надо, а не думать!
Кхм. Что-то такое есть у древних, вымерших.
– Vivere est cogitare. Жить – значит, мыслить. Цицерон обронил при случае.
– Сам ты Цицерон. Я соскучилась.
– Христофоровна. Остынь чуть. Можно отпускать?
– Можно, – но едва Петр Христианович ослабил хватку, как баронесса бросилась ему на шею.
– Дарья! Вон муж идет…
Отпустила. Оглянулась. Поняла, что обманул, и хотела было броситься снова на шею, но тут граф Ливен вовремя появился.
– Петр Христианович, привел я ваших женщин. Верните мне мою. – Хорошие ноне мужья. Не жадные. Ну, Пушкин разве.
– Спасибо, Христофор Андреевич. Вам государь про соль говорил?
– Да, завтра отправлю, не полк – батальон, и вдобавок десяток возчиков наняли. До свидания, ваше ханское высочество. Гарем у вас, слышал, завелся.
– Все врут календари.
Глава 15
Событие тридцать восьмое
Добрый христианин должен опасаться математиков и всех ложно пророчествующих. Есть опасность, что математики вступили в сговор с дьяволом, чтобы очернить Бога и ввергнуть человека в ад.
Супруги Ливен забрались назад в карету и закрыли дверцу. Со стуком, как в «жигулях». И этот стук запустил процесс в мозгу у Брехта, калькулятор пискнул, выдавая результат, и Петр снова бросился под уезжающую карету. Затарабанил в дверцу. Кучер заорал на лошадей, поводья натягивая, и самоубийцу чуть под колесо не занесло. Брехт повис на двери и открыл ее своим весом. А там картина маслом. Дарьюшка с мужем целуется. О времена! О нравы! А минуту назад с ним лобызалась. О, женщины! Брехт выровнялся и прикрыл дверь кареты. Однако она почти сразу открылась и появилась встревоженная кучерявая голова графа.
– Петр Христианович, что опять случилось? – Физиономия со встревоженной, немного помедлив, в недовольную превратилась.
– Математика, граф. Математика, геометрия и физика.
– И что с ними?
– Как раз с ними все нормально. С тем, кто вам команду давал, что-то не так. Я про соляную пещеру или комнату.
Муж Дарьюшки почесал кучеряшки на затылке и принялся выбираться из кареты.
– Слушаю вас, ваша светлость.
– Наверное, сам виноват. В смысле я виноват. Сейчас попытаюсь исправиться. Два шезлонга, столик…
– Что два? На каком это языке? – говорите по-русски.
– Две кровати, плюс два кресла и столик с травяным чаем между ними. Это то, что должно войти в эту соляную комнату. Возьмем пять метров на пять.
– Что возьмем? Странный вы сегодня, Петр Христианович.