Две столицы

– Брат, а хочешь я с тебя всю кожу срежу? Сошьем тебе сапоги, а то твои совсем прохудились. Смотри, – и Брехт ткнул левой рукой под ноги третьему бандиту. Тот стоял с пистолем, направленным на Петра Христиановича… И хрен его знает, заряжен тот или нет? Пришлось отвлечь. Будущий обладатель сапог эксклюзивных среагировал ожидаемо, посмотрел вниз. Брехт ему мамаши-гири выписал. Маваши? Гери? Маваши так маваши, хотя первый вариант звучит лучше. Чуть до виска не дотянулся, не та растяжка, но в плечо боднул ногой неслабо. Парень завалился, пистолет из руки выпал. Брехт его поднял и по макушке хлопчика приголубил.

Стоило осмотреться. И понять, чего с разбойниками делать. Ну, с первым ничего не надо. Пусть медленно помирает от раны в живот. Успеет подумать о жизни своей неправедной. Хлопчика молодого нужно взять на опыты. В смысле резать его на глазах у раненого на кусочки и спрашивать, чего вам надо было, господа мазурики. Кто первый правду скажет? Кто скажет, того только кастрирую, а второму яйца обрежу. Говорите.

На всякий пожарный Брехт пистолеты собрал. А ну как зарядить успели? Порох с полки при падении мог и ссыпаться, но лучше перебдеть. Пистолеты-то дорогие. Нет, тут не разбой. Тут что-то непонятное.

Событие сорок шестое

– Их нужно убивать, как мужики убивают конокрадов! – взвизгивал Саша.

Горький Максим. «Жизнь ненужного человека»

– А если у тебя есть борода, то тебе любая баронесса тут же скажет «да»! – Брехт схватил раненого за лопатообразную бороду и оттащил к сосне великанской, прислонил к ней спиной.

– Вашество! – заскулил и задергался мазурик.

– Руку сюда дал, – Брехт схватил мужика за здоровую руку и приподнял ее, к дереву прислоняя, и… Воткнул в ладонь тот стилет, которым тать хотел его пырнуть. Насквозь прошил и к дереву приколол.

– Аааа!

– Чего орешь? Христос терпел и нам велел. Посиди тут. Я пойду Марата поищу. Ты второй-то ручонкой не сучи, а то в рану грязь попадет, и умрешь от огневицы. Ох, несладко от нее умирать. Посиди спокойно.

Петр Христианович склонился над парнем оглушенным, тот был без чувств. Оставлять так не хотелось. Хотелось связать, но никаких веревок под рукой не было. Вздохнув, оставил, как есть. Быстро выбежал на дорогу. Слон стоял возле той лохматой сосенки и прядал ушами. Не нравилось ему что-то. Порохом воняло, ветер как раз на него снес растаявшее почти облачко дыма. Не военный конь.

Брехт побежал по дороге, впереди был поворот. За ним пропажа и нашлась. Черкес в своей бурке черной лежал под кустом рябины с алыми ягодами, а конь стоял еще в паре метров дальше. В два широких шага преодолев разделяющее их расстояние, Петр Христианович склонился над Маратом.

Перевернул. Под головой небольшая лужица крови. Но при переворачивании аскер застонал, а потом и глаза открыл. Чего-то хрипло сказал на своем и вновь закрыл глаза. Как там его Марат… Хавпачев. Запомнил Петр Христианович как «Ковпак», а потом уже нужные буквы добавлял.

– Марат, не спи. Замерзнешь, – Брехт снял с него папаху. Оба-на! В голову пуля угодила. Кожу на затылке сорвала. Перевязать надо.

Пришлось раздеваться и подол полотняной рубахи отрывать. Перемотав, Марату голову, Брехт стал думу думать. Дилемма. Нужно допросить ворогов и нужно срочно Марата везти в Студенцы к Матрене, а то загноится рана.

Стоять! Бояться! А где бричка, на которой тати приехали? Тут должна быть недалече. Так Борода знает. Покажет, коли жить захочет.

– Эй! – Призывно заржал Слон, невидимый из-за поворота. – Эй! Эге-гей! – Явно чужие, раз жеребец тревожно ржет.

Брехт оставил Марата и кинулся к шайру. Выбежал из-за поворота, а там картина маслом. Крестьянин пытается Слона за уздечку поймать, а тот вокруг сосенки ходит, не дается и ржет, Брехта призывая.

– Стоять! Чего надо? – Брехт чуть спокойнее потрусил к конокраду.

– Вашество?! – бухнулся на колени мужичок. – Смотрю, коник заблудился, хозяину решил вернуть.

– Молодец. Куда едешь?

– Так в Нежино.

– Так по пути нам. Чего везешь?

– Пустой, продукты барину в его московский дом отвозил, – встал мужичок.

– Хорошо. Полезное дело. Метров пятьдесят проедь…

– Чего едь, вашество?

– Езжай вперед, там мой человек ранен. Рядом остановись. И меня жди.

Петр Христианович, запинаясь о коряги, покуролесил к большой сосне. Вот людям зимой топить нечем, а тут бурелом настоящий, нет, чтобы разрешить крестьянам почистить лес.

Под сосной ничего не изменилось. Выл раненный в пузо мужик с седой бородой, правда теперь еще и булькал. Кровь ртом пошла. Скоро в тепло. На сковороду. Прибитый к сосне второй тать тоже выл и всхлипывал, голова свесилась на грудь, и выл уже тоже тише. Из разрубленной руки продолжала бежать на жухлую серую траву кровь. Так же и умереть может от потери крови. А ведь нужно узнать, кто их послал?! Кому генерал-лейтенант Витгенштейн жить мешает?

– Эй, Борода, где бричка ваша? А то тут брошу, – Брехт похлопал пришпиленного бандюгана по волосатым мертвенно-бледным щечкам.