Две столицы

– Чернявый? Сон-травы ему заварила. Выпьет сейчас и сутки проспит, али поменьше и нормальным проснется.

– А что есть сон-трава?

– Знамо. Иди, милой, лечить их буду, – ткнула на дверь скрюченным коричневым пальцем Матрена.

– Подожди. Матрена, а нет такого зелья, чтобы этого бородача взбодрить на несколько минут, чтобы я его поспрошал про житье-бытье? А после пусть помирает. – Ух, как майор на него косо глянул. Рыцарь, мать его.

– Отчего не быть? Так не лечить его? – Наверное, это улыбка. Тяжко принцессе придется, пока не привыкнет.

– Сказал же.

– Ладно. Сварю зараз. Погодь чуток, и выведи энтих отсель. Свет застят, мешают.

– А если парень проснется и на тебя бросится? – не решился выпроводить преображенцев Петр Христианович. Они, кстати, на бандитов не смотрели, наблюдали, как согнувшись и подставив их взглядам округлости, Василиса Преблудная травы в ступке измельчает. Ну, есть на что посмотреть. Специально сарафан потуже затянула?

Выставил все же, связали руки парнишке и выставил. Матрена позвала его минут через десять, Брехт все это время с Аракчеевым общался, рассказывал про артель «Свободный труд» и про производство сыров и крахмалов. Не жалко. Где та Новгородская губерния? Не конкурент Аракчеев, а вот если он сделает в будущем, при аракчеевщине, Россию монополистом по производству крахмала в мире, то это очень даже ей на пользу пойдет. И свиноводство подтянется, ведь там такая куча съедобных отходов. Может, и курам можно их давать, и козам. Поговорить надо с Бауэром, сделал себе заметочку Брехт.

Как там внучатый племяш нынешнего императора скажет: «Во всем свете у нас только два верных союзника, наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас»? Не хочется оскорблять императора, но дебил он был. Союзников должно быть три. И первым не армия, а экономика. Даже Онегин с Пушкиным об этом знали.

– Иди, милок, разговоры свои разговаривай, оклемался бородач.

– Бегу.

Брехт поднялся по скрипучим ступеням. Хорошо скрипят. Грозно эдак. Борода лежал на лавке у печи и красными глазами на бабку пялился.

– Могу дать команду вылечить, а могу попросить превратить в жука навозного, – Брехт как бы с опаской отодвинулся от закхекавшей колдуньи. Жутко! – Что выбираешь? Говори, кто послал по мою душу?

– Помру я, – перевел красные глаза на Брехта Борода. Интересные у человека ресницы все же, словно накладные, длиннющие и пушистые. Все девки завидуют, поди.

– Звать как?

– Борода.

– Ну и ладно. Так кто вас, Борода, послал меня убить? Вылечу, обещаю.

– Вылечишь? Поклянись.

– Клянусь, а вообще – ты берега-то видь. Я генерал-лейтенант и князь, а ты вор и убивец.

– Знаю я, вашество, кто ты. Скажу, только о клятве помни и это, брательника не губи младшого.

– Зачем мне его губить. Я вас обоих, может, к себе на работу найму. Нужны мне проворные люди.

– Кх. Кх. Взаправду? А ну, как мы тебя пришибем? Не боишься, князь?

– Нет. Я больше заплачу, чем ваш наниматель. Кстати, во сколько мою жизнь оценили?

– Триста рублёв серебром. Кх. Перебьешь?

– На тридцать сребреников похоже. В сто раз перебью. Получите по тридцать тысяч рублей. Ну, ассигнациями, конечно. Так кто заказал? – Брехт склонился над раненым бородачом.

– Игнатов Фрол.

– Что Игнатов Фрол?! Это не ответ, Борода. Где живет или как найти? Зачем моя смерть нужна какому-то Игнатову Фролу? Подробности давай.

Борода прикрыл девичьи ресницы. Открыл. Закрыл. Кашлянул. Брехт уже хотел Матрену окликнуть, но тут мазурик вновь заговорил.

– Не знаю я. Выживу – покажу. Он в кабаке у Зосимы часто бывает. На Моховой. Прыщ такой мелкий, с родинкой на правой щеке. У носа. Токмо он на кого-тось работает. Там выше ищи, князь. Кх… – И умер. Блин блинский. Что же делать теперь?

– Матрена, что с парнишкой?

– Бог даст, выживет, – перекрестила Бороду ведьма. Да, та еще парочка. Баба-яга и убивец. И оба християне.

Событие сорок девятое

Дан приказ ему на запад,

Ей… сидеть и не бухтеть.

Александр приехал вместе с Еленой. Да более того, почти все семейство приехало: и Мария Федоровна, и Елизавета, и Константин. Даже лопоухий муж Елены Прекрасной, наследный принц Фридрих Людвиг Мекленбург-Шверинский, пожаловал. Шереметев привез Прасковью Ивановну Жемчугову. И целый поезд слуг. Где они все жить-то будут? На Матрену все крестились. На Василису Преблудную многие облизывались. Тревожно за нее Брехту стало. С собой, что ли, в Петербург забрать? Нет. Пусть учится. Пришлось при Аракчееве подозвать майора этого, Дризена, и предупредить:

– Егор Васильевич, если мне Василиса скажет потом, что ее кто-то ссильничал или еще чего противоправное сделал, да даже если хоть один человек просто до нее дотронется, то я вас убью. И убивать буду долго, отрезая от вас по кусочку, а Матрене скажу, чтобы она весь ваш род до седьмого колена прокляла. Повторите.

– Что вы…

– Повторить! Это приказ! – Брехт навис над майором, желваками играя. Струхнул гвардеец.

– Я понял, ваша светлость.