Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

С военной точки зрения это была очередная демонстрация того, что у Советского Союза имелись технические возможности, которых не было у нас. Но я не сразу воспринял это в таком разрезе. Ведь я покинул возможный театр военных действий в Европе и мысленно погрузился в мир университетской науки, так что уже не размышлял как участник холодной войны. Временный отход от армейской среды позволил мне взглянуть на все объективнее. Блистательное путешествие Гагарина в космос восхищало. Но с точки зрения астронавтики, моей специальности, я понимал: хотя орбитальный полет Гагарина и указывал на то, что космонавтика перешла в разряд практически реализуемых дисциплин, до эпохи межпланетной навигации, которую я изучал, путь еще лежал неблизкий.

У космических кораблей тогда имелись крайне ограниченные возможности. В самых первых космических полетах практически не было никакого «пилотажа», под которым я имею в виду контролируемое пилотом перемещение аппарата. И даже когда Эл Шепард через месяц взлетел в космос, что стало первым американским суборбитальным[39] полетом, я особо не обращал внимания на парады и торжества по этому поводу. Для меня следить за самыми первыми шагами человека в космосе было не интереснее, чем реализовать мою мечту – попасть в школу летчиков-испытателей.

Но полет Гагарина и восторженная реакция публики на полет Шепарда, хотя Эл и провел в невесомости всего пять минут, растормошили администрацию президента Кеннеди. Америка не собиралась и дальше терпеть то, как русские утирают ей нос. Кеннеди твердо решил заставить Штаты победить в соревновании. Его речь перед американским Конгрессом 25 мая 1961 года вошла в учебники истории.

– Полагаю, наша страна должна принять на себя обязательство в достижении следующей цели – до конца этого десятилетия доставить человека на Луну и безопасно вернуть его на Землю[40].

Одной этой фразой президент отправил Соединенные Штаты совершать поистине геркулесов подвиг. Очень многие, включая, как я позже узнал, и «главную шишку» в NASA, понятия тогда не имели, как добиться поставленной президентом цели. Сначала даже не было ясно, поддержит ли Конгресс вообще идею Кеннеди и согласится ли профинансировать такую неимоверную программу. Ведь над нацией нависали политические проблемы и понасущнее: фиаско в заливе Свиней[41], растущая вверх Берлинская стена и вскоре разгоревшийся Кубинский ракетный кризис. Время было напряженным, и мы вновь приближались к большому открытому конфликту. Если бы началась ядерная война, конец пришел бы всем.

Взорванная 30 октября 1961 года в северной Сибири[42] водородная «Царь-бомба» еще больше усугубила спектр возможных сценариев кошмарного конца. Мощность бомбы была практически невообразимая – 58 мегатонн в тротиловом эквиваленте, что в 3500 раз мощнее атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму в августе 1945 года. И взрыв оказался втрое сильнее, чем у любого испытанного ядерного устройства в США.

Когда 20 февраля 1962 года Джон Гленн стал первым обогнувшим Землю по орбите американцем, я не думал ни о чем, кроме предстоящего выпускного экзамена. Я не мог дождаться, когда пройду этот этап и снова смогу летать. Меня уже приглашали на авиабазу Эдвардс в Калифорнии на собеседование и проверку моих летных навыков перед приемом в их школу. Там я показал себя довольно хорошо. Меня это радовало. Выпускные экзамены в MIT мне тоже удалось сдать на отлично. Я был уверен, что передо мной открыта прямая дорога в Эдвардс.

Незадолго до окончания моего пребывания в MIT я получил официальный приказ от командования ВВС с указанием места моей дальнейшей службы после получения высшего образования. Вскрыв конверт, я не поверил глазам. Я перепроверил, мне ли предназначено письмо: на конверте стояло мое имя и мой строевой номер. Но я чувствовал полную растерянность.

Приказ содержал инструкцию следовать в июле для прохождения дальнейшей службы преподавателем аэронавтики и астронавтики в только что открывшуюся академию ВВС в Колорадо-Спрингс. Преподаватель! В Колорадо-Спрингс. «Да вы шутите», – крутилась у меня единственная мысль.

Мне прочили дорогу в мир, к которому я вовсе не стремился. Я работал так усердно. Я делал все по инструкции. Я окончил Вест-Пойнт одним из лучших на курсе. Меня поставил на крыло Чонси Логан. Меня послали в Европу, и я в рядах фронтовой авиации патрулировал зону опознавания противовоздушной обороны на границе стран железного занавеса. Не раз я чуть было не сложил голову, летая в жуткую погоду. Сам Бутс Блесс, король летчиков, выбрал меня, чтобы я стал частью его команды. Целых два года я потел с утра до вечера, изучая хитрости аэронавтики и астронавтики, потому что мне сказали, что так у меня больше шансов попасть в школу летчиков-испытателей. И теперь они хотят, чтобы я учил студентов!