Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Условия на космодроме Байконур в бесплодных степях Казахстана в Центральной Азии были в начале космической эры суровыми настолько, что проверяли на прочность каждого. Пустыня, в которой разместился полигон размером свыше 5000 квадратных километров, кишела змеями, скорпионами и ядовитыми пауками. Однажды я увидел, как молодого капитана-техника укусил ядовитый паук. Он потерял сознание и умер за считаные минуты. Мы ничего не могли сделать.

Резкие погодные контрасты местности вряд ли учитывались, когда здесь строили жилье для космонавтов, где те смогли бы проводить дни перед полетами, и для инженеров-конструкторов, которые находились на космодроме постоянно. Кирпичные многоквартирные и маленькие индивидуальные дома строились по московским спецификациям. Годы спустя начальник строительства космодрома получил высокую государственную премию. А я бы его сурово наказал.

Зимой при ураганном ветре температура падала ниже 40 градусов мороза. Когда таяли снега, неумолчные ветра швыряли песок на дома так яростно, что хоть мы и затыкали тряпками и полотенцами все щели в окнах и дверях, но мелкая пыль и песок проникали повсюду: в одежду, в глаза, в еду. В самые жаркие месяцы лета, когда столбик термометра взбирался на отметки 40–50 градусов, зной стоял такой, что по ночам нам приходилось заворачиваться в мокрые простыни, чтобы понизить температуру тела. Влага привлекала в комнаты и насекомых.

Постепенно жилые и производственные постройки на Байконуре улучшались. Но первых космонавтов командировки сюда по-настоящему выматывали. Решение расположить космодром именно здесь, в более чем 2000 километрах к юго-востоку от Москвы, в 150 километрах восточнее Аральского моря и в 700 километрах от Ташкента, диктовалось логикой. Близость стартовой точки к экватору придает взлетающей ракете повышенный импульс в нужном направлении: Земля вращается с запада на восток быстрее всего по линии экватора и объект, стартующий отсюда, приобретает дополнительную скорость.

Космодром находится не в городке Байконуре, хотя все его знают именно под таким названием. Космодром располагается в 300 километрах юго-западнее города, рядом с небольшой железнодорожной станцией Тюра-Там (такое географическое отклонение появилось намеренно, чтобы ввести в заблуждение западные разведки). Но мы знали, что американские самолеты-шпионы наподобие того, на котором летел Гэри Пауэрс, кружили над этой местностью, пытаясь определить точное расположение пусковых установок и ракет.

Удаленное расположение в малонаселенной местности означало и то, что Байконур считался самым безопасным местом в случае какой-нибудь аварии. И аварии происходили. Взрыв ракеты Р-16 осенью 1960 года, погубивший 165 человек[50], мог бы стать куда худшей катастрофой, случись он в более густонаселенных местах.

Через четыре года после этой аварии наша космонавтика не только полностью оправилась, но и пошла от вершины к вершине. После полета Гагарина и пяти полетов кораблей «Восток», каждый из которых бил новый рекорд, мы успешно запустили первый из новых «Восходов» в октябре 1964 года. Этот космический корабль совершил шестнадцать витков с тремя космонавтами на борту, вызвав на Западе зависть и восхищение тем, что нам удалось построить многоместный космический аппарат.

К тому времени США успели лишь добиться нескольких запусков по одному астронавту за раз на кораблях «Меркьюри» первого поколения. «Восход» первоначально строился как двухместный. Но послав на доработанном его варианте на орбиту трех человек, мы вырвались на шаг вперед в космической гонке.

Моя миссия в полете другого «Восхода» весной 1965 года заключалась в том, чтобы позволить историкам занести в анналы еще одно важнейшее достижение: первый выход человека в открытый космос.

К этому я два года интенсивно готовился в паре с моим командиром экипажа Павлом Ивановичем Беляевым. Паша был моим самым близким другом в отряде космонавтов, если не считать Юрия Гагарина. Среди руководства нашлись те, кто хотел назначить командиром экипажа Евгения Хрунова: врачи были против кандидатуры Беляева из-за давнего перелома ноги, полученного во время прыжка с парашютом. Но я настоятельно «пробивал» кандидатуру Паши, которого считал способнее Хрунова. С Павлом я работал больше, доверял ему. В конце концов высшие круги согласились со мной, хотя Евгений Хрунов затаил некоторую обиду.

Кроме интенсивной подготовки к пилотированию и навигационным работам с кораблем, наши предполетные репетиции на «Восходе-2» заострялись на всех этапах до, во время и после моего выхода в космос. Сам выход по плану должен был продлиться 10–15 минут. Но процесс входа в воздушный шлюз, операций в нем перед выходом в космос и последующее возвращение внутрь корабля занимали больше часа. Каждую секунду упражнений приходилось проводить в невесомости, что отнимало много времени и сил.