Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Хотя давно уже стало известно, что мне предстояло выйти в космос, а Паше – пилотировать «Восход-2», но нас не утверждали как основной экипаж экспедиции, пока до плановой даты запуска не осталась неделя. Официальная отборочная комиссия, состоявшая из политических руководителей и генералитета, собралась в Москве, чтобы рассмотреть результаты экзаменов и проверок, которые мы проходили несколько последних дней. Когда комиссия подтвердила, что именно нам выполнять исторический полет, я испытал прилив гордости. Но еще почувствовал и огромную ответственность. Я знал, что не мог бы тренироваться усерднее и упорнее, чтобы лучше подготовиться к полету, но я постоянно спрашивал себя, хватит ли мне сил и спокойствия закончить его так, как нужно.

Моя жена Светлана стала бы сильно переживать, если бы узнала, что мне предстоит делать в полете, поэтому я ей не сказал, что меня ждет прогулка в космосе. Мы, космонавты, не обсуждали дома нашу работу. Все, что знала жена, так это то, что нам предстоит сложная и небезопасная экспедиция. За сутки перед запуском я поговорил со Светланой по телефону. Я знал, что ее и нашу маленькую дочку Вику поддержат жены и члены семей других космонавтов, когда она будет следить за полетом из дома.

Женам не разрешали ехать с нами на космодром. Точно так же им нельзя было появляться и в Центре управления полетами, который вначале размещался в крымской Евпатории, а позже – под Москвой. Этот запрет ввели по соображениям секретности и потому, что среди космонавтов считалось дурным знаком перед полетом увидеть женщину, непосредственно не участвующую в программе. Такое суеверие довольно распространено в военных кругах, например подводники верят, что женщина на борту подводной лодки – к беде. Наши дети так мало знали о том, чем мы занимались, что, когда в детском садике друзья спросили маленькую Вику, на каком космическом корабле летал ее отец, она ответила:

– Ну, на автобусе, конечно.

Она видела только, как военный автобус забирал нас каждое утро у подъезда, и решила, что именно он и отвозил нас в космос.

К вечеру 17 марта 1965 года мы были готовы к полету. Немногочисленные личные вещи, которые нам разрешили взять с собой в полет, уже поместили на борт корабля: в моем случае – небольшой блокнот для эскизов и набор цветных мелков. Я намеревался зарисовать то, что увижу в космосе, если выпадет хоть одна свободная минута.

Еду для нас тоже погрузили в корабль, упаковав в пластиковые пакеты и металлические тубы; с нами летели порезанный мелкими кубиками сыр, борщ и сок черной смородины. Еще я попросил небольшую порцию харчо, острого грузинского супа с рисом, мясом, луком и чесноком. Но в последний миг потребовал, чтобы бо́льшую часть еды заменили дополнительными патронами к пистолету. Какой смысл в том, чтобы тащить много еды в полет, который по плану должен продолжаться лишь сутки? Гораздо полезнее иметь для самозащиты больше магазинов с патронами, если корабль приземлится там, где много диких зверей.

Потом Паша и я последовали обычаю, который зародился четыре года назад, когда Юрий Гагарин стал первым человеком в космосе. Традиция требовала, чтобы космонавты, которые собираются в полет, провели последнюю ночь перед ним не в гостинице на Байконуре, а в маленьком домике, где Гагарин и его дублер Титов ночевали перед историческим полетом. В ту ночь я лег спать в кровати Юрия, а Паша занял ту кровать, где когда-то спал Герман Титов.

Всю ночь за нами следили врачи, чтобы убедиться, что мы спим хорошо. Это очень докучало. Попробуйте-ка спать, если знаете, что за вами следят. Наутро я чувствовал себя так, будто и глаз не сомкнул, но доктора сказали, что сон мой был глубоким. После небольшой медпроверки нас с Пашей признали годными к полету. После этого мы сели завтракать вареными яйцами, хлебом с маслом, картофельным пюре и чаем.

После завтрака мы собрались в узком кругу – к нам пришел Юрий, которому предстояло быть на связи с нами на протяжении всего полета, и Королёв, – и открыли бутылку шампанского; так тоже требовала традиция. Каждый из нас сделал лишь по небольшому глотку. После этого мы расписались на этикетке полупустой бутылки, и Гагарин убрал ее с обещанием: «Допьем, когда вы оба вернетесь». И мы, последовав еще одному русскому обычаю, когда предстоит отправиться в долгий путь, присели на дорожку.

– Друзья, давайте присядем, – сказал Юрий. Мы все уселись. Потом он вскочил: – Хорошо. Пошли.

Наша маленькая компания прошла к автобусу, которому предстояло довезти нас до ракеты. Мы все сделали еще кое-что – и по необходимости, и в порядке уважения еще одной, последней, предполетной традиции. Мы, собравшись в небольшой кружок, помочились на колесо автобуса.

* * *