Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Мы часто между собой обсуждали случившееся на «Аполлоне-1». С профессиональной точки зрения я смотрел на смерть троих американских астронавтов как на жертву, принесенную во имя будущего спасения жизни других. Но еще я очень злился на упрямство американских инженеров, которые продолжали использовать чистый кислород как атмосферу в кабинах кораблей. Я не мог понять, что им мешало перейти на систему, которую мы приняли после гибели Валентина Бондаренко, – регенерацию кислорода в полете.

Американцы должны были знать о трагедии, которая постигла Бондаренко в среде чистого кислорода. Валентину устроили торжественные похороны, и, если американская разведка не проинформировала NASA о том, что у нас случилось, значит, она плохо делала свою работу.

Мы следили за спорами в американской прессе о том, надо ли прекращать космическую программу после пожара на «Аполлоне-1». Но мне не верилось, что есть шанс на такой исход. Америка уже вложила в космос огромные деньги, а деньги в этой стране считать умели. Кроме того, они очень хорошо знали, что мы вкладываем в космонавтику все силы. Перспектива того, что первый человек на Луне окажется советским, должно быть, маячила перед Соединенными Штатами как красная тряпка перед разозленным быком.

И тут нас самих постигла трагедия.

Дэвид Скотт

Президент Джонсон приказал NASA провести внутреннее расследование причин пожара. Вновь и вновь комиссия слушала запись последних секунд с борта командного модуля «Аполлона» вскоре после 18 часов 30 минут по местному времени того страшного вечера 27 января.

Звучал голос Роджера Чаффи. Именно в его обязанность входило поддерживать контакт с диспетчерами Центра управления на мысе Кеннеди в случае аварии. Вначале его голос звучал четко и отрывисто:

– Пожар!

Через несколько секунд, гораздо тревожнее:

– В кабине корабля пожар!

Последние слова Чаффи мы разбирали уже с большим трудом:

– У нас сильный пожар… Мы горим!

Когда спасателям наконец удалось выломать люк в сгоревший командный модуль, они обнаружили, что все трое мужчин задохнулись ядовитыми газами. Комиссия заключила, что искра, возникшая, вероятно, в поврежденной электропроводке в отсеке оборудования, подожгла обшивку интерьера. В среде чистого кислорода с давлением выше стандартного вспышка мгновенно превратилась в адский огонь. При чрезвычайно высокой температуре люк стало невозможно открыть, особенно при растущем в кабине давлении.

По следам трагедии совет по расследованию аварии в NASA учредил несколько технических комиссий, которым предстояло пересмотреть различные аспекты проекта «Аполлон», разобраться, что привело к аварии и как улучшить космический корабль. Всех астронавтов, отстранив от основной работы, включили в одну или несколько из этих комиссий. Я попал в команду, которой требовалось перепроектировать систему стыковки и создать новый люк – открывающийся наружу. Еще я помогал проектировать прибор системы контроля входа в атмосферу, который позволит астронавту вручную пилотировать «Аполлон» во время возвращения на Землю.

После пожара все фигуры с шахматной доски «Аполлона» оказались сброшены. Музыка смолкла. Пришло время собирать новый оркестр.

Сменилось и руководство, как и полагается после таких происшествий. Это было в порядке вещей. Новое назначение получил Джо Ши, а высшее руководство предприятий в Дауни или сместили на другие посты, или уволили. Инженеры восприняли новости с тяжелым сердцем. Они понимали, что катастрофа случилась по их вине. Нелегко принять такое. Но на место старой пришла новая, успешная команда.

Одной из ключевых фигур в руководстве NASA, игравшей важную роль и до пожара, чьей неоценимой заслугой стало то, что после этого события все инструменты в новом оркестре «Аполлона» заиграли в совершенной гармонии, был Билл Тиндолл. Думаю, Тиндолл – незаслуженно забытый герой национальной космонавтики США. Важным его достижением стало внедрение блистательно успешного форума, где свободно обменивались информацией и идеями все те, кто работал над различными аспектами проекта: астронавты, инженеры, менеджеры, техники… Такие «совещания о приоритете задач и данных» проводились почти каждую пятницу в большой лекционной аудитории Центра пилотируемых полетов. Я никогда не пропускал их, если мог внести свой вклад.

Уникальная способность Тиндолла помочь всем участникам открыто говорить и взаимодействовать друг с другом оказалась очень важной в объединении аппаратуры и программного обеспечения в один комплекс. Его совещания всегда отличались живостью дискуссий, безотлагательным принятием решений и тем, как решительно все брали на себя обязательства и выполняли их. Краткие и по существу резюме, которые делал Билл Тиндолл по итогам этих встреч, вошли в предания – его записки стали называть тиндоллграммами. Они всегда были ясными, информативными и краткими, но часто Биллу удавалось делать их непринужденными и забавными.