Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны

Часто под конец тиндоллграммы встречались фразы наподобие «по крайней мере, так вижу я» или «давайте проголосуем», что смягчало тех, кто придерживался противоположного мнения, или позволяло дополнить итоги тем, что забыли упомянуть. Еще Тиндолл не боялся разряжать атмосферу деликатными шутками.

Как-то он, приглашая частного подрядчика в области систем торможения и входа в атмосферу для «Аполлона» приехать в Хьюстон, завершил письмо так: «Надеюсь, у вас найдется возможность проанализировать все и заглянуть к нам на пикник. Пожалуйста, прихватите собственных муравьев». Или, завершая совещание о проблемах с компьютерными программами для «Аполлона», Тиндолл признал: «…не могу недооценивать всей серьезности ситуации. Мы с вами в глубоком и серьезном замесе!» В другой раз, когда обсуждали работы по лунному модулю, Билл заметил: «Очеь бы хотелось увидеть, как эта птичка взлетит до того, как спихнет нас в пропасть».

Но как бы легкомысленно ни звучали фразы Тиндолла, которыми он подытоживал встречи, суть его посланий оставалась предельно серьезной. Пожар на стартовой площадке заставил нас полностью пересмотреть всю систему. И без пожара мы бы не исправили многие изъяны «Аполлона» за то время, что оставалось до назначенного Кеннеди срока. И очень может быть, что мы бы потеряли экипаж в реальном полете на «Аполлоне».

Алексей Леонов

К апрелю 1967 года мы были готовы запустить первый «Союз» с космонавтом на борту. Пилотировать его назначили Владимира Комарова, который, таким образом, становился первым космонавтом, которому предстояло совершить второй полет на орбиту. Я знал Владимира очень хорошо. Он был на десять лет старше, но мы работали вместе в проекте «Восход». В отличие от меня, Владимир всегда оставался очень серьезным. Он был первоклассным летчиком-испытателем. Все понимали, что первый полет на новом корабле очень рискованный. «Союз» сделали трехместным, но из-за высокого риска Комаров летел один.

Хотя в беспилотном режиме корабль летал на орбиту уже не раз, по плану, если полет пойдет хорошо, через день после старта корабля Комарова должны были запустить второй «Союз», уже с тремя космонавтами на борту. Предполагалось, что корабли состыкуются – необходимый предварительный этап перед будущими лунными экспедициями – и два космонавта из второго «Союза», выйдя в открытый космос, «перейдут» в кабину «Союза-1» и затем вернутся на Землю вместе с Комаровым. Второй «Союз» в тот же день должен был сесть с оставшимся в нем космонавтом.

Вместе с космонавтами, инженерами и конструкторами я отправился на Байконур провожать Комарова в этот важный полет. До самого дня полета Комаров внимательно изучал все детали плана экспедиции. Запуск состоялся 23 апреля, а накануне вечером мы вместе ужинали. К этому времени на Байконуре для космонавтов выстроили новую гостиницу, и Комаров ночевал уже в ней, а не в маленьком гагаринском домике, где спал я перед полетом на «Восходе-2».

Почти всю ночь я простоял под окном его номера, следя, чтобы никто не ходил и не ездил по улице и Комаров выспался как можно лучше. На следующее утро мы все вместе поехали на автобусе к пусковому комплексу.

Перед каждым запуском государственная комиссия из Москвы утверждала годность космического аппарата к полету. На этот раз, поскольку для «Союза» это был первый пилотируемый полет, комиссия состояла из особо важных персон. Возглавлял ее Леонид Васильевич Смирнов, заведовавший военно-промышленным комплексом в Совете Министров. Конечно, были Мишин как главный конструктор и Борис Евсеевич Черток – главный инженер проекта, а еще многие другие инженеры и конструкторы. Мы с Юрием Гагариным тоже входили в комиссию.

Подтвердив готовность корабля к запуску, члены комиссии, как правило, оставались на Байконуре на несколько часов после старта, потом возвращались в Москву, чтобы следить оттуда за ходом полета. Но на этот раз руководители комиссии в Москву по графику не вернулись.

Пуск прошел безупречно. Но через несколько часов возникла серьезная проблема: одна из двух солнечных батарей не раскрылась. Это значило, что на корабле не хватало электроэнергии, чтобы питать компьютеры и систему управления. Ситуация становилась угрожающей. Когда окончательно поняли, что экспедиция идет под откос, созвали аварийную комиссию под командованием Чертока, чтобы попытаться найти решение. Я тоже в ней участвовал.

Скоро стало очевидно, что проблему не решить. Мы рекомендовали как можно быстрее завершить полет – спустя чуть больше 24 часов после запуска – и отменить старт второго «Союза».

Как космонавт и пилот, я понимал: относительно неплохо, что проблемы проявились в первом же полете, потому что это позволяло исправить проблемы на ранней стадии программы. Гораздо хуже, если бы недочеты обнаружились спустя время.

Когда космический корабль начал входить в атмосферу, мы потеряли связь с Комаровым. Обычная практика. Возможность восстановить связь появляется, когда раскрывается основной парашют спускаемого аппарата, совмещенный с радиоантенной. Но связь так и не появилась.