Еще мы сотрудничали со строителями и проектировщиками жилых домов. Наконец попав в свои новые дома, мы поразились, какие в них чудесные квартиры. Общая площадь нашей была целых 86 «квадратов». Это довольно скромно по многим меркам, но мы были в восторге: еще никогда мы не жили в такой роскоши.
Новоселье отмечали широко. Мы с Валентиной Терешковой в белых парадных мундирах стояли встречали подъезжающих гостей хлебом и солью по русскому обычаю.
На каждом из 11 этажей новых домов было по четыре квартиры. И на каждом этаже мы поставили по столу с хлебом, солью и вином. Жены космонавтов оделись в самые лучшие платья, встречая гостей. Моя жена Светлана приготовила замечательный обед с изысканным французским вином, которое я привез из Парижа.
15 июня того же года наша вторая дочь Оксана стала первым ребенком, родившимся в Звездном Городке. Это был добрый знак.
Дэвид Скотт
В конце мая 1967 года меня и Майкла Коллинза попросили съездить в Париж, чтобы представлять NASA на грандиозном авиашоу, которое проходило раз в два года. Замысел был показать миру, что мы вновь на коне после пожара на «Аполлоне-1». И NASA, и Советы выстроили крупные павильоны. Обе стороны старались удивить мир своими космическими достижениями. Именно здесь, например, Советы впервые показали свою ракету-носитель «Восток».
Мы пробыли там неделю, и все время, не прекращаясь, лил дождь. К холодной погоде мы не очень-то привычны, и нам пришлось купить себе плащи. Зато с нами приехали жены, и мы здорово проводили время. Мы ужинали с послом и встречали де Голля и его обширную свиту, когда он проходил мимо павильона NASA. На военно-транспортном самолете мы полетели на юг Франции, где провели вечер дегустации вин в прекрасном замке.
Важнее всего то, что в эту поездку я впервые встретил советских космонавтов.
Нам сказали не встречаться с ними: чиновники NASA твердили, что космонавты постараются поставить нас в неловкое положение. Но, каким-то образом – думаю, благодаря нашим посольствам – мы дали понять, что хотим, чтобы наша встреча состоялась. Ведь в конце концов и мы, и они – летчики-истребители, пусть даже на противоположных сторонах железного занавеса, а летчики всегда проявляют друг к другу особый интерес. Каждому интересно, как поступает парень с той стороны в разных ситуациях, даже если – или даже в особенности если – они по разные стороны баррикад.
Кто-то нам сообщил, что надо остановиться напротив русского павильона в конкретное время, и космонавты, вероятно, там появятся. Это неофициальная встреча, твердили мы себе. Просто Скотт и Коллинз идут себе мимо павильона, а тут вдруг навстречу космонавты. Ничего в этом такого нет. Мы решили, что это окей. Поэтому мы с нашими женами появились в назначенном месте в назначенное время, и – вот те на – там-то они и были.
Полковник Павел Беляев в военном мундире и Константин Феоктистов в штатском. Космонавты пришли не одни. Казалось, тут же собралась и вся мировая пресса. Видимо, репортерам все же шепнули, что мы собираемся встретиться. В жизни я не видел еще столько фотокамер. Они смотрели на нас отовсюду.
Беляев и Феоктистов, сияя улыбками, приветственно выступили к нам навстречу в компании переводчиков. И тут репортеры коршунами налетели со всех сторон. Началась толкотня, пихание локтями, давка.
Беляев взял командование на себя.
– Все прочь с дороги, – сказал он. – Мы уходим.
Он явно беспокоился, что наши жены могут пострадать в толчее.
Павел поступил по-настоящему благородно. Он вывел нас из толпы к советскому реактивному лайнеру Ту-104, стоявшему рядом с их павильоном. В салоне самолета по обе стороны прохода стояли столики: нас ждала водка и икра. Я сел рядом с Беляевым на одной стороне от центрального прохода, а Майк с Феоктистовым – на противоположной. Наши жены расположились рядом вместе с переводчиком.
Первый вопрос Беляев задал о том, как дела у Пита Конрада и Гордона Купера. По всей видимости, встреча с ними в Афинах предыдущим летом запомнилась Павлу. Он вел себя очень чутко, по-доброму, истинным лидером. Мне он очень понравился. Феоктистов же вел себя куда тише. Он ничего не предпринимал, когда на нас навалилась толпа журналистов, и даже тут, в тишине, держался очень скромно, молчаливо, в отличие от Беляева. Майк потом прозвал его «Фео-Шпик-стов», потому что, пока мы осушали раз за разом стопки с водкой, Константин тянул одну лишь минералку.
Мы здорово посмеялись, выяснив, что одинаково не любим врачей, курирующих нас в космических программах. Когда мы спросили Беляева, что он думает о них, он потянулся через проход и изобразил, что стреляет в руку Майка. У нас сложилось впечатление, что русских гоняют через медпроверки куда чаще, чем нас. И еще мы сошлись во мнении, что «Земля» слишком многословна в радиопереговорах во время полета.