Две стороны одной медали

Главный мой бонус был в том, что для себя самого я наконец стал спортсменом. Понял, к чему надо стремиться, понял, что третье место меня расстраивает и я хочу больше.

Помню свой разговор со старшим тренером юниорской сборной Галиной Петровной Голубковой.

– Ты чего такой расстроенный?

– У меня была мечта выиграть чемпионат среди юниоров, а теперь не выиграю.

– У тебя еще следующий год!

– Канадцы! А следующий чемпионат мира в Канаде. Их и так любят судьи, а там тем более они будут дома.

При той системе судейства юниорские финал Гран-при и чемпионат мира были двумя главными стартами сезона, если две пары идут ноздря в ноздрю, то давали одним выиграть одно, другим – другое. Это было важно для рейтинга, когда юниоры переходят во взрослый статус. Первый мой сезон за сборную получился довольно успешным, и мне оставался еще один в юниорах, а там будут канадцы, которых наверняка канадская федерация будет двигать именно на чемпионат, готовя к взрослому сезону.

Между тем в личной жизни у меня тоже произошли изменения, потому что мы жили вшестером в трешке, в хрущевке, с Сашкой, и тут возник из прошлого Коля Васильев, который работал в баре СКА администратором. Он долго до того был на флоте коком и сказал, что уходит в рейс на полгода-год, а у него кошка Муся, за которой надо смотреть, так что он предложил мне у него пожить. Он оставлял целую двухкомнатную квартиру в моем распоряжении!

Некоторое время мы пожили вдвоем с Колей, перед тем как он ушел в рейс. Оказалось, что Коля – очень верующий человек, который каждое утро начинал с молитвы. Он даже жил какое-то время в монастыре. При этом Коля был настоящим питерским парнем – пил джин, курил «Беломор» так, что в комнате стоял туман, бородатый, рыжий – до сих пор его вспоминаю добрым словом. Он был очень умным: влегкую перед телевизором отвечал на вопросы «Что? Где? Когда?», – начитанный, образованный, порядочный. Жаль, что позже мы потерялись с Колей, как-то разошлись наши пути, и здорово было недавно снова с ним пересечься.

Он многому меня научил, воспитывал как дядька. Наверно, я даже хотел быть на него чуть похожим. Он же познакомил меня с религией – научил верить. Потом Коля ушел в рейс, а ко мне переехала Саша. Это был хороший год – на улице Пражской в Купчино. У нас началась взрослая жизнь – мы остались одни и сами о себе должны были заботиться. В результате повзрослели и стали ближе. Саша работала, я тренировался и выступал, и, каждый раз возвращаясь домой, чувствовал, что мы семья и рядом мой самый близкий человек.

А вот с Машей, наоборот, начались проблемы – флирт с ней мне аукнулся, когда она поняла, что я живу с девушкой. Может быть, для нее это было чем-то серьезным, а не просто попыткой стать вместе в пару. Наверно, я сам виноват в этом – мне надо было думать, что и как я делаю, но, надо признать, что я сам еще был почти подростком – глупым, действующим бездумно и эгоистично. С Машей начались конфликты на льду. Я начал осознавать, откуда ноги росли у бесконечных разборок между Машей и Лебедевым, а до того между ней и ее предыдущим партнером Егором, и начал понимать их обоих.

РОМАНОВ НА СТОРОНЕ У МЕНЯ НЕ БЫЛО, НО ВСЕ-ТАКИ МЫ С САШЕЙ СТАЛИ ОТДАЛЯТЬСЯ, ЭТО БЫЛО ДВИЖЕНИЕ ВНИЗ, МЫ СТАНОВИЛИСЬ ЧУЖИМИ ЛЮДЬМИ.

Она была по своей натуре неплохим человеком. Но мы, конечно, катастрофически не совпадали по темпераменту. Маша была флегматична до невозможности. Даже говорила, растягивая слова, – медленная, периодически до одури ленивая. И если еще несколько лет назад я сам к фигурному катанию был холоден и выбирал соревнования попроще, то тут у меня появилось дикое желание выигрывать. Закончились времена загулов, походов в клуб и на концерты – семья и тренировки, и только на выходных мог себе позволить расслабиться. А Маша, наоборот, была тусовщицей – могла пойти в клуб с подругами в любой момент. Так, вдруг где-то повредила себе руку перед финалом Гран-при, а я об этом даже не знал, не понимал, почему она отказывается тренировать некоторые элементы. Оказалось, что у нее поврежден локоть: выпила коктейль, поехала с горочки и упала. Она часто нарушала режим, а мы вошли в ту стадию, когда этого позволить себе было нельзя. Меня она, естественно, не слушала: «Кто ты такой, чтобы что-то мне говорить?» Мне обратно прилетала раз за разом изначально неправильно поставленная с ней линия поведения. Мы стали хуже общаться, прежде всего на льду. Маша и так была не самая стабильная в плане катания, а тут хотелось быстрее что-то новое освоить, а мы один прыжок по 40 минут разминаем. Для меня это было невыносимо.