Две стороны одной монеты (СИ)

— Бедняга Чарльз попал ко мне в руки, когда его дар еще не был столь совершенен, как мне бы хотелось. Но телепаты его уровня — огромная редкость, как и металлокинетики, вроде тебя. Так что этого было достаточно, чтобы Церебро заработало в десяток раз эффективней, чем когда к нему была подключена Эмма. Старушка Эмма… — голос Шоу на секунду наполняется наигранной ностальгией, и он треплет Мойру по волосам, словно собаку. — Она сгорела слишком быстро. Просто у нее не было мотивации, не было возможностей, которые я дал Чарльзу. Но этого все равно недостаточно, чтобы сделать его дар полноценным, — пальцы Шоу сжимаются, заставляя Мойру запрокинуть голову вслед за его рукой, и Эрик дергается, не зная, чего ожидать от человека, решившего поиграть в Бога.

«Все хорошо. Не надо, Эрик».

— Я так долго ждал этого дня, Чарльз. Когда с твоей помощью моя власть над этим миром, наконец, станет совершенной.

Мойра только поджимает губы, на ее глаза наворачиваются слезы от боли, но она стоически молчит, и Шоу отталкивает ее голову.

— Тебе стоит быть на месте твоих пациентов, Шоу. Ты больной на всю голову псих с манией величия.

— Между мной и психами большая пропасть, Эрик. Размером с целый мир, которым я управляю с помощью Чарльза. А теперь и ты станешь новым винтиком в моем отточенном механизме.

Лицо Эрика каменеет от злости и упрямства. Металл в комнате начинает звенеть, и кресло Мойры вибрирует от того негодования, которое прорывается наружу вместе с даром Эрика.

«Не спорь с ним, Эрик! Ты должен просто согласиться. Твое упрямство может обернуться неприятностями. Прошу, доверься мне!»

Но Эрик не может послушать его совета. Нет. Его снова пытаются встроить в какую-то больную, нездоровую систему, как необходимый элемент. Сначала он был поломанным элементом — ненормальный шизофреник со странностями. Потом кем-то, кого починили и поставили на место, — полезным членом общества, примерным сыном, другом. И теперь Шоу, тот, кто однажды сломал его, возводит его дар в статус совершенной детали великого механизма, который оставляет за собой кровавый след уже второе десятилетие. И всем плевать на мнение самого Эрика, на самого Эрика. Важно, чтобы он был на своем месте, послушный системе, частью которой является.

— Черта с два я буду участвовать в этом дерьме.

Весь вид Шоу говорит о том, что ответ Эрика был самым ожидаемым событием сегодняшнего дня.

— Так просто говорить, когда на кону стоят абстрактные жизни и судьбы абстрактных людей. Какие-то мутанты, человечество, мир. Слова, которые говорят обо всем и ни о чем конкретном, верно?

Кто-то стучит в дверь, и Шоу разрешает войти. Мужчина в одежде медбрата передает ему сверток и молча уходит. Эрик даже не смотрит на гостя, он буравит взглядом Шоу в надежде просверлить дыру в его голове. Мысль о том, что он может прикончить ублюдка прямо сейчас, ввинтив в его голову да хотя бы эту перьевую ручку, назойливой мухой жужжит у лба. И только женщина с разумом телепата в голове напоминает Эрику о том, что Шоу не единственный участник всемирного антимутантского проекта.

— Я знал, что ты не согласишься, мой мальчик. Чарльз тоже сопротивлялся, когда впервые попал ко мне, — Шоу бросает веселый взгляд на Мойру, и Эрик видит страх на ее лице. Не просто страх перед тем, кто держал ее и Чарльза в плену много лет. Но перед воспоминаниями о том, на что способен этот человек…

— И именно поэтому я велел своему помощнику сделать для тебя небольшой подарок, который напоминал бы тебе о том, что на одной чаше весов лежит твое согласие, а на другой — жизнь твоей матери.

Шоу швыряет сверток Эрику под ноги, и тот отшатывается назад, хватаясь за стену. Мойра зажимает рот рукой, сдерживая вздох, и в голове у Эрика гудят чужие страх и сожаление. Его сила взвивается и опадает, отпуская все металлические предметы. Ноги делаются ватными, и комната слегка едет.

На полу, в холщовой, перепачканной кровью тряпке отрубленная кисть с тонким серебряным кольцом на среднем пальце. Тем самым, которое Эрик подарил матери на ее день рождения.

За спиной у Шоу загорается экран монитора, и Эрик сквозь морок перед глазами видит их квартиру, и мать, лежащую на диване, с забинтованной рукой…

— Не волнуйся, ей оказали квалифицированную помощь. Она будет жить. Нам ведь нельзя терять такого ценного человека, как Эдди Леншерр, правда?

Эрик почти не слышит слов Шоу. Его трясет от осознания, что эти твари посмели причинить его матери боль, пока он, находясь за километры от нее, не мог сделать ничего, чтобы ей помочь.

— Вижу, ты впечатлен, мой…

— Зачем ты это сделал?! Он бы согласился! Я бы уговорил его! — Мойра кричит, и Эрик дергается от ее крика, забыв вообще, что, кроме Шоу, здесь есть кто-то еще.

— Чарли, Чарли. Конечно же, Эрик согласится. Без всяких уговоров и просьб. Потому что если он откажется, сбежит или попытается сделать что-либо еще, что помешает моему плану, его мать будет мучиться очень и очень долго.

Эрик смотрит на Шоу. Их взгляды встречаются. Один — насмешливый и властный, второй — полный отчаянной злости.