Две стороны одной монеты (СИ)

Бэка высказывает идеи о том, что может стать кем угодно, превратиться в любого человека, и ее никто не узнает. Медицинский персонал и психологи, работающие с Бэкой, отмечают у нее истероидные черты: артистизм, стремление оказаться в центре внимания, кокетство… Я попросил ее изобразить кого-нибудь, но она отказалась, ссылаясь на то, что я испугаюсь. Продолжить сеанс не удалось из-за прерванного контакта.

15.01.1952

Рейвен, 17 лет (Бэка, 14 лет). Страдает манией величия, садистическими наклонностями, отсутствием сострадания. Эрудированна, обладает высоким интеллектом и хорошим логическим мышлением. Ведет себя вызывающе. Говорит о себе, как о «следующей ступени эволюции». О существовании личности Бэки не знает, либо лжет. Есть подозрения, что Рейвен — это основная (ядерная) личность*… У меня недостаточно опыта в психотерапии, чтобы сказать уверенно…

27.01.1952

Медикаментозное лечение дает хорошие результаты. На терапию чаще всего приходит Бэка, ее реже мучают кошмары, вернулся аппетит, она завела нескольких друзей в отделении. Персонал отмечает, что Рейвен почти не появляется, в последней ситуации конфликта со сверстниками Бэка обратилась за помощью к взрослым. Рейвен не появилась».

Начало очередной записи измазано чернилами, несколько слов перечеркнуто. И уже по этому Эрик понимает, о чем будет написано дальше. Очевидно, Шмидт узнал, что Рейвен действительно «следующая ступень эволюции».

«30.01.1952

Бэка… Не знаю, что случилось. Я сдал анализ на содержание в моей крови наркотиков и хорошо выспался прежде, чем сделать эту запись. Не уверен, что могу доверять своим глазам… То, что я видел, невозможно, и, очевидно, у меня нервное расстройство. Потому что такого не может быть! Я должен все проверить!»

Следующая заметка появляется только через неделю. Очевидно, Шмидт тратит все время, которое у него есть, чтобы убедиться в том, что он не спятил.

«7.02.1952

Бэка — мутант. Мутанты существуют. Теперь понятно, почему у нее развилось психическое расстройство… А может, наоборот, расщепление личности спровоцировало развитие мутации. Я не могу обсудить это ни с кем из коллег, и эта книга — единственное хранилище моих мыслей… Девочка напугана своей способностью и просила никому не говорить об этом. Я не знаю, что делать…

8.02.1952

Я решил держать все в секрете. Что сделают с этим ребенком, если узнают правду? Сдадут на опыты, как зверька. Лечение пошло ей на пользу. У Бэки нет провалов в памяти, Рейвен больше не появляется, самочувствие и поведение девочки улучшились. Но впереди ее ждет возвращение в приют… Это не закончится ничем хорошим. Боже, не дай мне наделать глупостей…»

Шмидт сомневается, брать ли ребенка к себе и стоит ли обращаться к генетикам или медикам за помощью в сложившейся ситуации или сначала разобраться самому. Он исписывает четыре страницы прежде, чем Эрик читает о том дне, когда он забирает Бэку домой.

«13.02.1952

Бэка счастлива, я — не знаю. Уверен, что поступаю правильно. Кто еще сможет позаботиться о ней, не раскрыв секрета и следя за Рейвен? Возможно, рецидива никогда не случится при должном подходе. Но надеяться на это безрассудно. Я буду наблюдать за Бэкой и заботиться о ней. Она — хороший ребенок!»

Когда Эрик читает эти строки, ему становится почти физически нехорошо. Он закрывает книгу и идет прогуляться на улицу, а потом в лес, к озеру. Где проводит около двух часов, пока за ним не приходит встревоженный Чарльз.

— Он ведь думал, что справится с ее проблемой. Думал, если присмотрит за ней, будет ей хорошим родителем, то убережет ее от дурного…

— Он был всего лишь человеком, Эрик. А Бэка была больна…

— У Ванды способность куда сложнее… А мы всего лишь мутанты без опыта воспитания детей, — в голосе Эрика сарказм, но Чарльз кладет ладонь ему на плечо и улыбается.

— Все бывают родителями в первый раз, и ты хорошо справляешься. К тому же ты не один, Эрик.

***

Эрик опирается на ограду, окружающую могилу его матери, и смотрит в сторону дороги, где Чарльз с Вандой ждут его в машине. Ванда машет ему рукой через боковое стекло.

Он достает записную книжку из кармана, листая страницы, сам не зная зачем. Ему хотелось бы спросить сейчас у матери совета. Как справлялась она, когда Эрику поставили диагноз? Что чувствовала? Верила ли, что все получится, как Чарльз, или несла груз тяжелых переживаний, как Эрик сейчас?

Но навряд ли она вела себя, как Шмидт, который никогда не стал любящим отцом для девочки. Он так и остался для нее врачом, опекуном и ученым, который ведет записи о ней, как об объекте наблюдения. Как бы он ни старался, светлая Бэка ускользнула из его рук, уступив место кому-то более приспособленному к выживанию.

***

«20.08.1952