Арина кивнула. Странное равнодушие и холод, проникшие в её сердце в больнице, отпустили.
– А давай ещё спагетти с сыром сделаем?
– Давай.
На следующий день она снова отправилась в больницу, чувствуя себя обязанной проведать больную. Она оставила от школьного обеда пакетик яблочного сока и булочку, чтобы хоть что-то принести. Арина видела конфеты и фрукты, лежащие на тумбочках у других женщин, а у матери не было ничего. Елена Назаровна, заметив дочь, повернулась к стене и глухо пробормотала:
– Уходи.
Арина растерялась. Положив пакетик сока и булочку на тумбочку, молча посидела пять минут у кровати матери. Та упорно не поворачивалась к ней и больше ничего не говорила.
На следующий день история повторилась. Тягостное молчание под недоумённые взгляды соседок по палате стало невыносимым для девочки. Она ощущала себя неловко, не понимая, в чём провинилась. Так продолжалось ещё два дня. Арина уже хотела отказаться от посещения больницы, но на четвёртый день мать села на кровати, накинула халат и поманила её за собой в коридор. Елена Назаровна повела дочь на улицу, усадила на скамью, опустилась рядом.
– У меня обнаружили цирроз печени, долго я не протяну. За эту неделю я передумала больше, чем за последние пятнадцать лет. Не знаю, поймёшь ли то, что скажу тебе сейчас, но постарайся запомнить, все-таки скоро тебе исполнится одиннадцать лет, не маленькая уже, – Елена Назаровна взяла дочь за руки, усмехнулась, когда та дёрнулась от её прикосновения. – Тебе неприятно, когда я дотрагиваюсь?
Арина опустила голову.
Мать вздохнула и тихо произнесла:
– Неприятно и непривычно. Прости. Из меня получилась плохая мать. В тебе я вижу лишь Кольку: его серые глаза, его рот, даже форма ушей. У тебя всё его. А я никогда не любила твоего папашу. Никогда. Перед ним я тоже сильно виновата. Зная, что он любит меня, использовала его для мести, и только, – она горько усмехнулась. – И кому отомстила в результате? Себе самой. Испоганила жизнь и Коле, и детям. Прости меня, Аринка. Станешь большой, никогда не ставь любовь к мужчине на первое место, не теряй себя. Ни за что! – Елена Назаровна повысила голос, так крепко сжала пальцы дочери, что та вскрикнула. – Запомни! Никакая любовь не стоит того, чтобы пустить свою жизнь под откос, разбив себя на мелкие кусочки.
– Мне больно, – Арина выдернула руки из цепких пальцев матери. Чуть отодвинулась от неё.
– Просто запомни, кроме этой другой жизни у тебя нет и не будет. Исправить ничего не получится. Не повторяй мои ошибки. Как бы ни был дорог тебе мужчина, ты и твоя судьба важнее. Люби себя сильнее другого человека, – Елена Назаровна закашлялась, бросила взгляд на испуганное лицо дочери. – Хотя… ты эгоистка, у тебя должно получиться любить себя. А я вот не сумела.
– Мама, – выдавила из себя Арина. – О чём ты говоришь? Я не понимаю. Ты сильно больна?
Елена Назаровна разозлилась, на бледных впалых щеках появились красные пятна. Она откинула с лица седую прядь, подняла голову. Высоко в кронах клёнов шумел ветер, трепая молодую листву, пахло свежескошенной травой и немного пылью. Но не той сухой и жаркой, что витает в воздухе летом, а весенней, лёгкой, наполненной пыльцой цветов.
– Сдохну я скоро. Так тебе понятнее. Хочу хоть напоследок объяснить кое-что и повиниться. В юности я очень любила одного мужчину. Неважно, по какой причине, да и знать тебе этого не надо, мы поссорились. Гордая я была и глупая. Решив ему жестоко отмстить, вышла замуж за другого. Коля души во мне не чаял, взял беременной. Я, идиотка, думала: любимый прибежит, будет в ногах валяться, но он не пришёл. А я возненавидела весь свет и особенно Колю, твоего отца. Просто он крайним оказался. Я надеялась, любимый не захочет, чтобы его сына воспитывал другой мужчина, но просчиталась, он не простил и бросил меня вместе с ребёнком. Не пожелал моего возвращения. Поэтому я говорю тебе: будь умнее. Любовь, как болезнь, можно пережить и вылечиться. В конце концов другой мужик отыщется, а вот жизнь иной уже не будет. Обещай, что не будешь терять голову!
Арина кивнула, она сейчас могла дать любое обещание, лишь бы успокоить мать. Глаза у той непривычно блестели, никогда раньше она так с ней не разговаривала.
Елена Назаровна пристально смотрела на дочь, будто не видела раньше. Впервые без неприязни отметила: серые, как у мужа глаза украшают тонкое лицо Арины, да и пухлая чуть вздёрнутая губа больше не раздражает. Каким-то образом у неё и некрасивого мужа получилась симпатичная девочка. Почему она испоганила жизнь собственной дочери, сделав её заложником собственных ошибок и разочарований? Она обожала первого сына, так похожего на любимого мужчину, терпела второго, обликом походившего на неё и совершенно равнодушно относилась к нежданно родившейся дочери. Она чувствовала едкую горечь вины и от этого в душе поднималась буря эмоций.